Человек и мир - [90]

.

Конгресс в Москве. Тур Хейердал был близорук еще с детства, но редко пользовался очками, стесняясь их носить

Главной темой конгресса была миграция в Тихом океане. Тур принял активное участие в дискуссиях, «не сталкиваясь с реальным противодействием»^{495}. Однако из прошлых споров с советскими антропологами он знал, что такая оппозиция существует. Желая с ней расквитаться, Туру, с помощью зятя Никиты Хрущева, удалось организовать дуэль со своими противниками в правительственной газете «Известия». Снова им пришлось показать когти, и более того, он увидел, что некоторые бывшие противники теперь открыто его поддерживали. В пересказе, который Тур послал Эду Фердону, он, не стесняясь, назвал себя победителем битвы в «Известиях»^{496}.

Этот победитель дома, в Колла-Микьери, захотел победить и себя самого. Приближался пятидесятилетний юбилей, и он знал, к чему приведет это событие. Большое общество, знаменитые гости, льстивые речи и обилие подарков. Но что, если он нарушит обычай, сядет в поезд и уедет в Неаполь?

Сам день рождения — 6 октября. За несколько дней до этого он сел на поезд до Неаполя. Он ехал вместе с другом Арнольдом Якоби.

Следующий день после приезда — это воскресенье, и они отправились в древние Помпеи. В Колла-Микьери он встретился с молодым священником и под бокал вина изложил свой план, как он желал бы отпраздновать пятидесятилетний юбилей. Тур хотел пригласить пятьдесят гостей на отличный обед, но это должны быть люди, которым не особо повезло в жизни. Он не предъявлял требования к их безупречности, как раз наоборот. Бандиты и воры тоже приветствуются. Но, поскольку он не знает Неаполя и не знает, с чего начать, то не поможет ли ему священник составить список гостей?

Священник покачал головой.

— Прекрасная мысль, — сказал он, — но она, к сожалению, неосуществима.

— Почему?

— В Неаполе нет ресторана, который согласился бы накрыть стол для такой компании.

Но Тур, мастер импровизации, знал, что делать.

Он попросил священника связаться с монастырем, который, но своему милосердию, согласился помочь.

Среди неимущего населения весть об угощении быстро распространялась из уст в уста, и количество гостей выросло с пятидесяти до ста пятидесяти, пока все они не уселись за ломившийся от яств стол от Тура.

Сочувствуя отверженным, которых общество забыло где-то на своем пути к прогрессу, аббат предпринял только одну предосторожность. Боясь, что гости не устоят перед соблазном, уходя, спрятать что-нибудь из столовых приборов себе под рубашку, еду подавали на бумажных тарелках и сервировали стол одноразовыми приборами^{497}.

Тур Хейердал не был эксцентриком в социальных отношениях, он обращал на себя внимание скорее своей педантичностью. Он имел консервативные взгляды на общественные привычки и старался изо всех сил, чтобы дети получили правильное воспитание. Поэтому более чем странно, что на свое пятидесятилетие он решил сбежать от семьи, друзей и важных лиц, взамен проводя его вместе с неаполитанскими вольными птицами.

Тур желал большинству людей добра. Тратя деньги на бедных гостей, а не на богатых, он таким образом следовал высоким моральным принципам. Но в то же время монастырский банкет послужил некой уловкой, чтобы было о чем рассказать, когда он вернется домой. Так истолковали это его сыновья, когда услышали о праздновании в монастыре^{498}. Это был самый настоящий трюк, отчасти потому, что он говорил об изобретательности и спонтанности Тура Хейердала, отчасти потому, что он сделал это мероприятие неподвластным критике, придав ему гуманитарное значение.

После празднования Тур снова остался один и провел в окрестностях Неаполя еще три недели. Он находился большей частью на острове Искья в большой бухте за городом. Купался и катался на водных лыжах, посетил на пароме остров Капри, испытывал шторм и штиль, солнце и дождь. Ел пищу, приготовленную лучшими поварами, пил изысканные вина. Он поддерживал связь с Ивонн по телефону, и, кроме нее, вряд ли кто-то знал, где он находится. Никаких журналистов, никаких встреч, никакой переписки, разве только книга. Тур делал нечто, чего не делал никогда, — отдыхал. Он наслаждался редкой роскошью тратить впустую время и не испытывать мук совести.

В некоторой степени это было то, что Тур называл самой приятной частью экспедиции, время между интенсивными приготовлениями и требующей сил работой, ожидавшей по возвращении из путешествия. В эту часть входили и сидение на плоту, и разглядывание ночного звездного неба или прогулки вокруг немых, но выразительных моаи. Только в этот раз он сидел в роскошной обстановке на средиземноморском острове и не знал, какие испытания могут его ожидать, когда он вернется домой.

Он вернулся обратно в Колла-Микьери 24 октября. Это время сбора урожая, и земля принесла свои плоды. Виноград для вина, оливки для масла. Три маленькие девочки бегут к нему навстречу. Младшей, Хелене Элизабет, или просто Беттине, как ее называли, всего пять лет, Мариан — семь и Аннетте — одиннадцать. Навстречу ему бежит и Ивонн, а за ней — Бритта, норвежская нянька.

Бритта Норли из Скотфосса в районе Скиена была по профессии медсестрой для душевнобольных, как это называлось в то время. Она работала в клинике для душевнобольных в Осло, когда однажды утром увидела объявление в «Афтенпостен». «Няня для трех детей требуется на Итальянскую Ривьеру». Контракт заключался сроком на один год.