Человек и глобус - [87]

Т и м к а. А о чем же?

Л и з а. Какое тебе дело. Может быть, о жизни вообще. О тех, кто станет плоды снимать с наших яблонь, когда они вырастут.

Т и м к а. Смотри-ка. Оказывается, и ты иногда способна шевелить извилинами.

Л и з а. Поменьше шевели языком. Райку боишься тронуть, так на других упражняешься.

Т и м к а. Ты — это ты. Райка — это Райка. Вот ты знаешь или нет, что элемент германий превращает свет в электричество? На маленький кристаллик падает солнечный луч, и пожалуйста, рождается ток.

Л и з а. Физику я никогда не любила. Что знала, забыла.

Т и м к а. Эх ты… мастерица… Значит, вылетишь даже из садовников. Германий извлекается из каменного угля. Там, где когда-то спрессовались деревья, всякие папоротники, араукарии. Они зеленели, были покрыты листвой, росли, цвели. Значит, германий был в деревьях, в их листве. Значит, и теперь с помощью этого волшебного элемента растения улавливают солнечный свет и превращают его… во что?

Л и з а. Ты читал, ты и отвечай.

Т и м к а. В биотоки?

Л и з а. Может быть.

Т и м к а. В энергию роста!

Л и з а. Возможно.

Т и м к а. Послал бог приятеля. Ты думай и отвечай конкретно. Вникай.

Л и з а. Кому нужно, те пусть и вникают.

Т и м к а. Тебе некогда? Желания нет?

Л и з а. Когда это открыли?

Т и м к а. Еще, кажется, не открыли. Читать не приходилось.

Л и з а (дает ему в бок тумака). Зазнайка!

Т и м к а (охнув). До чего нежная ручка. Кулак как аргумент в научных разговорах не применяется.

Л и з а (готова заплакать). Тебе всегда хочется унизить меня, чтобы я походила на глупую. Никто этого не знает, а ты от меня требуешь.

Т и м к а. Опять ручьи распустила? Тоже мне деятель плодового хозяйства.

Л и з а. Я рядовая. Понимаешь, рядовая. Была и буду. Запомни.

Т и м к а. Раз ты выбрала себе долю садовода, тебе надо знать про германий. Когда он подешевеет, попробуй как-нибудь применить его на яблонях. Вдруг яблоко вырастет с арбуз. Яблочко, а целая семья за один присест не сможет управиться.

Л и з а. У меня свои мечты. Хватит. (Вышла из комнаты.)

Т и м к а. Куда ты? Постой, Лиза! (Бежит за Лизой.)

Входит  Д а ш а.

Д а ш а. Опять обидел?

Т и м к а. Долго ли нам? (Выбегает.)

Даша, задумавшись, стоит посреди комнаты. Затем подходит к комоду и вынимает чистую рубашку для мужа. Входит  У л ь я н а  И г н а т о в н а.

У л ь я н а  И г н а т о в н а. Чего рано вернулась?

Д а ш а. Гена придет. Пусть вымоется, рубашку переменит. Слыхали, как он опростоволосился? Вот уж никак не ожидала. Перед кем дрогнул. Ушаков его пропесочит, да я еще добавлю.

У л ь я н а  И г н а т о в н а. То одна им помыкала, теперь вдвоем приметесь. Куда лучше. Совсем затюкать хотите?

Д а ш а (у нее опустились руки). Я? Помыкала? Я никому не дам его обидеть.

У л ь я н а  И г н а т о в н а. Пой, пой. Ты мне ответь прямо — будешь с ним по-хорошему жить или нет? (Прислушалась.) Ладно. Однако сам он появился.

Голос Геннадия: «Кто есть живой?» Входит оживленный, радостный  Г е н н а д и й.

Г е н н а д и й. Что, как мыши, притихли?

У л ь я н а  И г н а т о в н а. Слышим, хозяин идет.

Г е н н а д и й. Мама, готовь ужин. Побольше, повкуснее.

У л ь я н а  И г н а т о в н а. Как на поле ни кормят, а о домашнем скучаешь? (Уходит.)

Г е н н а д и й. Дашенька! Дашутка! (Крепко обняв, поцеловал.) Родная моя. Как жизнь идет?

Д а ш а (лаская мужа). Ничего, хорошо. На кого ты стал похож.

Г е н н а д и й. На несчастного барбоса, за которым гнался еж.

Д а ш а. Сильно попало от Ушакова?

Г е н н а д и й (глубоко вздохнул). Пилил на всякий манер. И маховой, и поперечной, и лобзиком.

Д а ш а. Как тебя угораздило?

Г е н н а д и й. Что мне оставалось делать? Круглые сутки пристает этот уполномоченный. Кричит, угрожает. Я сопротивляюсь. Посылаю одну записку Ушакову, вторую. Как поступить? Ответа нет.

Д а ш а. Он же в райком уезжал.

Г е н н а д и й. Откуда мне знать?.. Ну, я и продолжаю держаться. Вторые сутки идут. Уполномоченный одно твердит — грузи да грузи. Каюсь. Остервенел. Ну, говорю, черт с тобой, распоряжайся. Вот и все…

Д а ш а (целуя). Горе ты мое. Ступай, приведи себя в порядок.

Г е н н а д и й. Маленькая моя. (Тихо.) Вот если бы еще появился у нас парнишка или девчонка…

Д а ш а. Опять заговорил?

Г е н н а д и й. Ты же знаешь, как я хочу… (Вздохнул.) Ну ладно. Я сейчас, мигом. (Уходит.)

Входит  У л ь я н а  И г н а т о в н а.

Д а ш а. На него и сердиться-то нельзя.

У л ь я н а  И г н а т о в н а. Любишь?

Д а ш а. Шибко.

У л ь я н а  И г н а т о в н а. Тем лучше. Разговор будет короткий. Подпиши бумагу.

Д а ш а (берет, читает). Зачем это? Разве мы чужие? Разве я когда-нибудь делила на мое — ваше? Кто это писал? Чья рука?

У л ь я н а  И г н а т о в н а. Человека.

Д а ш а. Человека?! (Торопливо достает из кармана авторучку, подписывает.) Возьмите.

У л ь я н а  И г н а т о в н а. Дашенька, ты не сердись. В семье всякое бывает. Сегодня любовь, а завтра кровь… (Входит Гречкин. Тихо.) Подписала. Возьмете?

Г р е ч к и н. Отлично. (Берет документ, прячет.)

Ульяна Игнатовна уходит.

Добрый вечер.

Д а ш а (обернулась, подходит к Гречкину, сдерживая гнев). Вы знаете, как делают мартышек, товарищ Гречкин?

Г р е ч к и н. Поверьте, я выполнил просьбу вашей свекрови, больше ничего. Она хотела нанести вам гораздо сильнее удар. Я отговорил.