Человек и глобус - [69]

В а л я. Почти договорилась. Берут токарем, потом переведут на трактор.

Л у ш а. Погуляй с недельку — к нам новая машина поступит. Выгоднее, чем у станка приплясывать.

В а л я. Не манит в извозчики.

Л у ш а. Ну а седоком себя не увидишь. В директора не вылезешь.

Д а ш а (о семечках). Недожаренные. Люблю, когда на зубах похрустывают. А я вчера с обеда начала пролетарскую жизнь. Работница кирпичного завода.

В а л я. Уступила?

Д а ш а. Прохожу проверочку. Справлюсь с горбушкой — до мякиша допустят. Ах, девоньки, скажу честно — стосковалась по настоящей работе. А сегодня спина тоскует, руки ноют, от маникюра и следов не осталось. Зато веселое начало было. Прихожу к Федосу Силкину: «Явилась по приказанию Буданцева в полное ваше распоряжение». Только сказала — он хвать с пола кирпич и ко мне. Ну, думаю, пришла моя смертонька. Трахнет сейчас кирпичугой — и каюк. А за что? Пячусь от него, а он сгреб еще какую-то палочку, стучит ею по кирпичу и спрашивает: «Слышишь? Звенит! Что твой слиток золотой. Это богатство наше! Гордись, какое тебе дело поручено!» Тут у меня отлегло. Думаю: слава тебе господи, хоть бить не собирается! Бросил он кирпич, схватил за руку, поволок показывать свое производство, а сам взахлеб агитирует: «Старайся, Дарья! Мы — пионеры! От наших рук красота на земле зависит!» Кричит, бороденка прыгает, кулаком себя по груди колотит, а она у него могучая, как коленка у старого воробья. Расчувствовалась я и влезла в глину по уши. А тут и Сенька встретился.

Л у ш а. Кого завлекла?

В а л я. Сеньку?

Д а ш а. Ну да. Что за дверью дожидается. Понравилось ему со мной слитки добывать. (Подходит к окну.) Луша, ребятишки в машину забрались.

Л у ш а (бросаясь к двери). А чтоб их… (Убежала.)

Д а ш а. Иначе не отвяжешься. Говорила с отцом?

В а л я. Дома не ночевала.

Д а ш а. Слушай… Как тебе сказать? В общем, считай, что я тебя продала. Нет, нет! Пошутила. Но учти: вот я с ним поговорила, и он меня не съел. А вела я себя довольно нахально. Мой совет: дождись его здесь, признайся во всем — и опять заживем как люди.

В а л я. Жалко мне его. Если бы еще здоровым был… Одна у него осталась, а что, кроме горя, от меня видит?

Д а ш а. Вообще мне сдается, что он давно обо всем догадался. Разве его проведешь!

В а л я. Лиса! Сказала? Не оправдывайся.

Д а ш а. Нечего ему из себя оскорбленного строить! Пусть знает, что гордиться тобой надо.

Г е н н а д и й  приоткрывает дверь.

Г е н н а д и й. Даша, пора. Опоздаем на работу.

Д а ш а. Успеем. Долго тут добежать! Мне подругу спасать надо.

Геннадий закрыл дверь.

В а л я. Спасатель!

Д а ш а. Конец. Молчу. Я с тобой всем делилась. Все для тебя делала. Нужны тебе туфли сходить в театр — бери, надевай. Платье? Возьми. Сама дома посижу. Деньги? У любого до получки перехвачу, а тебя выручу. Теперь кончено. (Пауза.) Уж больно ты совестливая. Подумаешь, беда великая, — отец сердится, муж, можно сказать, бросил. Прояви твердость. Сам прибежит. А не придет — невелика потеря. Да будь у меня другой характер, я бы каждый год матери внучат присылала. Полную бы хату наплодила. Не скучай, мама, дольше проживешь… Смелей, Валюшенька, смелей!

В а л я. Ладно, порадую отца. Учил меня верить людям, так пусть смотрит, как я полюбила, доверилась человеку. Прогонит — поедешь со мной обратно?

Д а ш а. Не поеду. И тебя не отпущу. Весь колхоз на помощь созову.

В а л я. Не зови. Охотников поддержать найдется. У них чутье острое. Уж ходят вокруг, вот-вот набросятся, запричитают: «Ах, голубушка, распронесчастная!» Им-то я не дамся. (Ушла.)

Входят  Л е н а, Л у ш а, Т и х о н о в.

Л у ш а. Проходите, присаживайтесь.

Л е н а. Здравствуйте.

Д а ш а. Здравствуйте.

Тихонов молча кланяется, садится.

Л у ш а (Даше). Брысь! (Громко.) Я вас давно поджидаю. Егор Трофимович наказал, как вы придете, так добежать до Ивана Петровича, узнать. Если на ногах — сюда привезу. Лежит — вас к нему доставлю. Посидите. Я скоро. (Даше.) Да иди же, пень!

Луша и Даша уходят. Молчание.

Л е н а. Окончательно раскис?

Т и х о н о в. Я только спокоен. Не злись.

Л е н а. Ты совершенно не готов к деловому разговору.

Т и х о н о в. А он будет? Чтоб на хамство отвечать хамством, подготовка не нужна.

Л е н а. Зачем же ты пришел? Ругаться?

Т и х о н о в. Кто тебя взвинтил? Не успела сказать «доброе утро», как принялась пришпоривать. Не выспалась?

Л е н а. Ты часто повторяешь: «Ты мне нужна». Зачем? Для отдыха? Для развлечения? Разве я игрушка? Да, нам радостно быть вместе. Но кроме поцелуев и ласк впереди нас ждет и другое.

Т и х о н о в. Лена, прошу…

Л е н а. Если ты хочешь, если ты решил быть моим мужем…

Т и х о н о в. Да-да… Но затрагивать… это… другое…

Л е н а. Сережа, почему нам не посмотреть в будущее? Боишься? Заранее коробит?

Т и х о н о в. Ведь все понятно. Все само собой разумеется. Мне показалось, что мы понимаем друг друга с полуслова, с одного взгляда…

Л е н а. Боюсь, что не так.

Т и х о н о в. Чего ты от меня добиваешься? К чему этот инквизиторский тон?

Л е н а. Я вижу себя матерью. Видишь ли ты себя отцом? (Пауза.) Сережа, не будь недотрогой. Подумай о прозе жизни. От нее нам не избавиться, как не уйти от старости. Или ты хочешь слышать от меня только беззаботное щебетание о счастье, радости, блаженстве, или позволишь разделить пополам с тобой самое худшее.