Человек и глобус - [10]
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Н а д е ж д а.
А н т о н.
П е т р Г л а д ы ш е в.
Е в г р а ф П л а х и н.
М и х е й Ф е д о р о в и ч.
О л ь г а.
К у з ь м а — объездчик.
П р и с т а в.
Х о з я и н особняка.
Х о з я й к а.
К а т я — горничная.
Т е р е н т и й З а х а р о в — красноармеец.
П е р в ы й д р у ж и н н и к.
В т о р о й д р у ж и н н и к.
В р а ч.
С а н и т а р ы.
Время действия 1910—1919 годы.
Горенка в крестовом доме. Полукрестьянская, полугородская обстановка. Над столом тускло светит керосиновая лампа. Два окна плотно занавешены — одно одеялом, второе — дождевиком. Вокруг стола сидят: Н а д е ж д а, одетая, как обычно одевались сибирские крестьянки, собираясь в дорогу; П е т р в костюме небогатого торговца, промышляющего в деревнях; А н т о н, которого трудно узнать — так изменилась его внешность. Густая, окладистая борода, волосы, стриженные в кружок, рубаха из пестрядины, подпоясанная цветным вязаным пояском, «поршни» на ногах превратили его в выходца из глухого поселка, затерявшегося где-нибудь в предгорьях Саян. По паспорту он теперь Василий.
А н т о н. В Красноярске дали мне адрес. Обзавелся паспортом, преобразился. По дороге Василий Тюрин — значит, я — нанимался в батраки. А что? Надо было в это обличье попрочнее влазить. Хозяева милостивцы, доброхоты попадались — только-только не пулей расчет отдавали. Так. Вернулся я месяца два назад, огляделся. Пламя большого не видать, а искорки не угасли. И не погаснут. Не дадим.
Н а д е ж д а. Домой наведывался?
А н т о н. Нет. Тянет вот как, но пока обхожу сторонкой. Ищеек всюду понаставлено — не счесть… Мир в человецех укореняют.
П е т р (улыбаясь). Антон, Антон…
А н т о н. А что? Школу прошел куда лучше. Понадобится — я теперь и за богослова могу сойти. В архиерейском доме явку организую… В общем, где угодно приноровимся.
П е т р. Затишью не вечно быть. Где произойдет первая вспышка — судить трудно. Здесь ли, в Сибири, или в другом месте — все равно надо готовить народ к новой открытой борьбе до окончательной победы…
А н т о н (прислушавшись). Ничего… Тихо. Все работники вторую неделю на покосе живут.
П е т р. За последнее время мне пришлось много мест переменить. И волей и неволей поколесить с юга на север, с севера на юг. И повсюду столько взрывчатой силы зреет! Тут уж, когда придет час, не гроза, а ураган пронесется по России. В подполье ушли и остались настоящие люди — ленинцы, которые не дрогнут до конца. Так что, Антон, действуйте, заглядывая подальше вперед.
А н т о н. А что! Сообщай — действуем. Явки налажены, немудрая техника имеется. Печатники, как и прежде, самые боевые. Есть крепкие товарищи на мельницах, лесопилке, в механической мастерской, среди речников. Собираем силенки. Рассчитываться будем сполна.
П е т р. Литература, что я привез, не залежится? Есть статья Ленина «Уроки революции».
А н т о н. О-о! Не залежится. Размножим.
Н а д е ж д а. Что решили обо мне?
А н т о н (шутливо). Выпала тебе, девонька, дальняя дорога. Решено тебя здесь не оставлять. Поедешь в Тюмень. Сегодня как раз пароход туда отправляется. (Пауза.) Надо.
Н а д е ж д а. Знаю. Поеду. А ты, Петя?
П е т р. Буду пробираться в Анжерку, на копи Михельсона. А там посмотрим.
А н т о н. А что, товарищи, ведь когда-нибудь мы и не таясь соберемся. А?
Н а д е ж д а. Я вас и под землей разыщу.
А н т о н. Поверху ищи. Вернее будет…
Входит М и х а и л.
М и х а и л (сухо). Заканчивайте беседу. Начинает светать.
А н т о н (встает). Расходимся.
П е т р. Я хочу сказать несколько слов… хозяину.
А н т о н. Ага. (Набрасывает на плечи азям, нахлобучивает мятую шляпу-гречневик. Выходит.)
П е т р. Михаил Михеевич! Неприязнь ко мне несправедлива.
М и х а и л (сдержанно). Объятиями никого не встречаю.
П е т р. У меня нет отца… Вчера я рискнул поговорить с матерью, но… господин Гладышев указал мне на дверь… и пригрозил полицией. И он может. Способен. Как смог отказаться от помощи тебе, твоей жене. Я бы не хотел, чтоб между нами…
М и х а и л (нетерпеливо). Я не утратил разум и еще в силах различать, кто за что отвечает.
П е т р. В таком случае…
Протягивает руку, Михаил нехотя подает свою.
Прощай.
М и х а и л. Прощай.
Петр выходит.
Н а д е ж д а (после молчания). Я не думала, что наше случайное появление огорчит тебя. Разве ты не знал, что Антон…
М и х а и л (перебивая). Оставь… С ним особый разговор. Куда ты идешь? Где ты будешь? Кто защитит тебя?
Н а д е ж д а. Сколько смогу — сама. Ослабею — товарищи. Далеко от Якутска, а вот добралась до родных мест. Теперь дальше. Правда, немного устала, но отдыхать некогда, нельзя. Не смотри на меня, словно я обреченная.
М и х а и л. Ты, ты счастлива?
Н а д е ж д а. Да!.. А ты, как отец, хочешь прожить, зная одну свою семью? Я не упрекаю… Только не пойму: о какой семье, о каком своем счастье можно думать, когда вокруг мучают, уродуют душу и тело?.. Если ослепнуть, оглохнуть… Я люблю, Миша. Да! Петя — мой муж. Беззаконный, но любимый. А семьи у нас пока нет. Но будет. Нас разлучили в пятом году, вчера неожиданно оказались рядом. Сегодня снова расстаемся. Он — в одну сторону, я — в другую. Наверное, пройдут года, пока я опять встречу его, но я буду ждать. Не сложа руки, а делая то же, что и он. И верь ему, как я верю… А любовь наша? Велика для двоих и только капелька в людском море. Такой, значит, я уродилась…