Человек-Хэллоуин - [17]

Вдруг он нащупал небольшую металлическую коробочку. Она легко открылась, и внутри Стоуни увидел много-много денег. Ему было почти четыре, и он прекрасно знал, что можно купить за деньги (конфеты и игрушки). Он сидел под кроватью, глядя на толстые пачки бумажек, перетянутые резинками, и никак не мог понять, почему родители ссорятся из-за платы за дом, если прямо здесь, в этой колшате, полно денег.

Он хотел было вытащить коробочку из-под кровати. Тогда родители сразу же перестали бы ссориться. Коробочка, похоже, принадлежала матери, потому что на крышке было нацарапано ее имя. Возможно, мать просто позабыла, куда положила деньги.

Но голос отца грохотал по всей спальне. Потом послышался звук: пощечин и мать неожиданно умолкла. Стоуни перепугался.

Даже после того, как отец вылетел из дома, мальчик еще долго сидел под кроватью.

Однако случались в его жизни и счастливые моменты. Иногда отец вел себя спокойно и был очень добр со всеми. А дедушка, когда хорошо себя чувствовал, гулял со Стоуни до маяка и рассказывал ему старые истории о море и о жизни в поселении. Все они были интересными, но полными грусти, оттого что мир стал другим и люди уже не те, что раньше.

— Здесь все изменилось, городок совсем не похож на тот, что был во времена моего детства, — часто повторял дедушка. — Он никогда не был райским уголком, Стоуни, нет — но в нем царили мир и покой. — Он поднимал руку и грозил кулаком домам курортников. — Ох уж эти мне отдыхающие! Понаехали со своими деньгами и городскими замашками. Мне плевать, кто владеет этой деревней. Мне все равно. Она губит сама себя. Но ты, мой мальчик, однажды уедешь отсюда. Обязательно! Ты должен сделать то, на что моей дочери, твоей матери, не хватило ума Когда станешь постарше, беги прочь, посмотри мир, не позволяй этой дыре засосать тебя.

— А папа говорит… — начал было однажды Стоуни.

— Даже не слушай его, — перебил дед, — Не обращай внимания. Он озлобленный, несчастный человек, он любит тебя, но не умеет показать это. И он, и твоя мать уже много лет назад утонули в бутылке и не желают вылезать обратно. Оставь их там, где они есть. Сохрани в себе искру, Стоуни, пусть твой огонек горит внутри тебя и освещает все вокруг, а они свои уже давно затушили. — Голос деда посерьезнел. — Ты слишком мал, чтобы знать некоторые вещи, Стоуни. Но когда подрастешь и станешь мужчиной, ты узнаешь кое-что о своих родителях, и, поверь, то, что узнаешь, тебе не понравится. Ты поймешь, ради чего существует вся эта деревня. Будь у меня получше со здоровьем, я уехал бы отсюда и забрал тебя с собой — хотя мне следовало сделать это давным-давно, пока твоя мать не пустила здесь корни. Мы сами привязываем себя к месту, Стоуни, и это плохо. Однажды ты узнаешь причину злости твоего отца и почему твоя мать стала такой, какая она есть. Ну а пока верь, что когда-нибудь все это благополучно завершится. Обещаешь?

Стоуни кивнул, совершенно не понимая, о чем толкует дед. Казалось, разум покидает старика. А через несколько месяцев тот перестал узнавать даже Стоуни.

Но и после смерти деда в жизни Стоуни еще бывали счастливые моменты. Рождество навсегда осталось в его памяти как нечто прекрасное и волшебное. Лето обычно проходило мирно. Иногда Стоуни даже казалось вполне нормальным, что отец время от времени бьет мать. Но только иногда — все остальное время он считал, что живет в сумасшедшем доме. Однако мать, кажется, не придавала побоям особенного значения. Стоуни такое положение дел не нравилось, но он ничего не предпринимал, поскольку догадывался, что как бы то ни было, но родители все-таки любят друг друга, — то ли по взглядам, которыми они обменивались за обеденным столом, то ли по цветам, которые приносил домой отец после ночного скандала. Однажды — Стоуни учился тогда в третьем классе — он рано вернулся домой из школы, а отец только что сошел со своего траулера. Одетый в тяжелый непромокаемый рыбацкий плащ, с рыжей бородой, в которой застряли крошки от обеда, отец жестом подозвал к себе Стоуни, положил руку ему на плечо и, дыша на него пивным, перегаром, сказал:

— Знаешь, Стоуни ты хороший мальчик Ты, черт возьми, куда лучше, чем был я в твоем возрасте.

Это были единственные в его жизни добрые слова, сказанные сыну, но и их Стоуни оказалось достаточно, чтобы пережить самые тяжелые времена в доме Кроуфордов. Иногда он садился рядом с матерью и вместе с ней смотрел ее любимое телешоу «Святая община». Ведущий — человек в очках, чем-то напоминавший Стоуни деда, — громко, срываясь на крик, рассуждал о Писании, о молитвах, воздевал вверх руки и взывал к Стоуни и его матери, чтобы они присылали пожертвования. Казалось, он вот-вот вывалится из телевизора в комнату. Когда этот человек из «Святой общины» смотрел прямо на Стоуни и говорил: «Мы воспитываем поколение, порожденное ехидной! Это правда! Оглянись вокруг! Вокруг полно лжемессий! А ты? Что сделал ты?» — у Стоуни складывалось впечатление, будто тот видел, как он ковырял в носу.

Как-то раз Стоуни шел по Хай-стрит мимо банка и увидел Джонни Миракла, который сидел на одной из пушек, оставшихся со времени Войны за независимость и установленных на булыжной мостовой в память о прошлом Стоунхейвена. Заметив Стоуни, Джонни прокричал ему те же слова, и мальчика охватил ужас.