Человек без надежды - [47]

— Да, сэр, меня тоже немного смущает, что теперь придется строить какую‑нибудь альтернативную карьеру, — с новым смешком произнес Бриан, заметив реакцию Дольера. — Да и к росту своему я немного привык… Надеюсь, по этому поводу правительство не объявит меня дезертиром?

— Я постараюсь сделать так, чтобы не объявило, — ворчливо отозвался Габриэль, подходя к единственному в палате стулу с неудобной спинкой.

Вот нахальный паршивец! Дольер не мог не восхититься мужеством и силой воли лежащего перед ним парня, который должен был чувствовать себя совершенно беспомощным и разбитым. Сегодня Габриэль уже видел двух обезножевших курсантов, и ни один из них даже не заговорил с ним.

— Отлично, сэр! — одобрительно отозвался Бриан. — Пока нас тащили в больницу, я поспорил об этом с Харисом — представьте себе, он на полном серьезе утверждал, что случай в „ДиЭм“ можно счесть именно дезертирством!

— Харис Корти пока не пришел в себя, и врачи утверждают, что он так и был без сознания, — не удержался от реплики Дольер.

— Хм, ну, значит, мне это приснилось, — легко согласился Маккинан. — Пока мы ехали в медицинском транспортнике, я тоже был не в лучшей форме и, кажется, пару раз отключился от реальности. Получается, плакала моя десятка виртов, которую я поставил на свою правоту?! Ну и где, спрашивается, мое хваленое везение?! Спасибо, кстати, что пришли навестить меня, сэр!

— Не за что, — буркнул Габриэль.

Когда он общался с Брианом, у него всегда возникало ощущение, что этот парень его насквозь видит. Дольер уже несколько раз сознательно не включал его имя в состав очередных экспедиций — ему ужасно не хотелось скармливать ненасытному космосу неунывающего Маккинана. Несколько раз Габриэль ловил себя на мысли о том, что они похожи: только на той развилке судьбы, где „главный мертвец“ замкнулся в себе и пошел по пути внутреннего ожесточения, юный Бриан сделал противоположный выбор и предпочел остаться открытым миру, безмятежно или весело перешагивая через все ямы, появляющиеся на его жизненном пути.

Он был из пустошников, но очипованным еще до того, как попал в Город, — чрезвычайно редкий случай. Когда Бриану исполнился год, его родители вступили в какую‑то религиозную секту, которая полагала, что любая цивилизация — это воплощенное зло, а жить можно только в так называемых „естественных условиях“ Пустоши. (Дольера, кстати, всегда интересовало, каким образом вообще где‑то в гигантском ковчеге, насквозь рукотворном и искусственном, дрейфующем через космическое пространство, можно найти эти самые „естественные условия“.) В общем, родители прихватили с собой малыша и поселились вдали от цивилизации вместе с собратьями по вере. Но по мере взросления Маккинан начал понимать, что лично его тяготит бесплодное существование по принципу „тебя простят, если ты не будешь грешить, а для этого лучше вообще ничего не делать“ и вечное соперничество с другими группами пустошников за право остаться на небольшом кусочке редкой там плодородной земли.

Правда, он довольно долго не находил в себе сил окончательно расстаться с сектой и родителями, которые были по — своему привязаны к сыну. Но во время одной из стычек с другими пустошниками погиб отец Бриана, а вскоре большая эпидемия подкосила и мать. Самому Маккинану чудом удалось выкарабкаться лишь благодаря тому, что вовремя подоспела правительственная медицинская служба, призванная экстренно купировать вирус. Он увязался следом за врачами, приехал в Город Два, а затем, лелея мечту о космосе, прошел обучение и стал „мертвецом“. Ему не нужен был чип, и он не стремился обеспечить семью — Бриан просто пошел по первой подвернувшейся дороге и вполне на ней преуспел. Маккинан вообще не знал, что такое поражение. Его друзья не сомневались, что, пожелай он стать ученым, экологом, врачом, техником, сотрудником службы безопасности или кем угодно другим, у него это получилось бы так же легко и непринужденно.

Если бы Габриэля Дольера спросили, кто стал лучшим космопилотом за все то время, что он занимал должность лидера летной подготовки и тренингов, он бы без колебаний назвал имя Бриана Маккинана. Умный, талантливый, наблюдательный, жизнерадостный и не поддающийся никаким внешним обстоятельствам — он был как будто пришельцем из старого кинематографа, этаким „приятелем главного героя“, появлявшемся, кажется, в каждом втором земном фильме. Наверное, именно поэтому „главный мертвец“ берег парня, надеясь, что ему выпадет когда‑нибудь шанс получше, чем у остальных.

— Надеюсь, сэр, вы простите меня, если я скажу, что не верю в то, что вы пришли просто повидаться? — из‑за повязки глухо поинтересовался Бриан. — Это не совсем в вашем духе, если позволите так выразиться…

— Будь ты на плацу, я бы тебе уши надрал, — грозно проговорил Дольер.

— Не сомневаюсь, сэр, — синие глаза задорно блеснули. — Но сейчас моих ушей не видно, да и вообще — должен же я хоть какую‑то пользу извлечь из своего нынешнего положения!

— Тише, Бриан, дай мне сосредоточиться, — Габриэль слегка прикрыл глаза. — Я собираюсь совершить должностное преступление, а ты мне мешаешь!