Человечище! - [18]

пищи по пищеварительному тракту планеты. Урча и закатив глаза, он смотрел на экран

телевизора. Экран звал его, звал в сказочное путешествие к новым удовольствиям, новым

кулинарным изыскам. По его раскрасневшемуся, словно спелый томат, лицу струился пот.

Сок его тела. Тела, которое требовало жертвы. Буженины с сыром или – о, да, именно! –

отварных говяжьих языков.

Его жизнь была напряженным приключением в стране чудесной пищи. Он, словно

первобытный охотник с кремниевым копьем в руках, крался между лотков продуктовых

супермаркетов, совершал хищные набеги на продуктовые лавки, пировал с размахом

обветренного флибустьера в ресторанах и бистро.

Его вертела карусель из нескончаемых блюд и деликатесов. Морковь по-корейски,

следом ароматный кусок ветчины, печеночный салат, ломтики хлеба с foie-gras и сладкая

булка. Булка – белая мягкая, в сто раз лучше женской груди.

Есть. Есть. Есть. Жрать. Жрать. Жрать. Его мозг настойчиво требовал все новой и новой

пищи. Машина по уничтожению продуктов работала мощно и яростно, с самозабвенным

удовлетворением, гордо и с достоинством. Капельки слюны, белесой с прозрачными

крапинками пузырьков, веселым фейерверком разлетались в стороны, попадая на

подбородок, грудь, брюхо. Карусель вертелась.

Вывески магазинов, динамики репродукторов, разноцветная чехарда телевидения – все

кричало о еде. О потреблении. О великом празднике обжиралова.

Он толстел, толстел с каждым днем. Он рос, как раковая опухоль в теле больного.

Холестерин переполнял его тушу. Он не мог остановиться. Он не хотел этого. Праздник

еды и потребления звенел своими колдовскими погремушками, устрицы с лимонным

соком пели ритуальную песнь. Желудок его ревел, ревел в такт, как морское чудовище, как Сцилла или Харибда, как сирена в черной вонючей дыре концлагеря. Желудок

требовал все новых и новых жертв.

Он смотрел на экран и видел эти чудеса. Планета пухла, матерела, планета откладывала

жир. И он видел его – этот жир, сгусток жира.

О, да! Планета. Планета живет. Планета питается. Жрет, обжирается. Планета дышит

смрадным дыханием, исходящим от ее гнилых зубов. Планета пирует. Она орет от экстаза.

Религиозного экстаза самопотребления. Самопожирания.

В ее желудке гулко ворочается непереваренный ком. Он лезет вверх, обжигающе резко.

Он теснится в пищеводе. Но планета ликует. Планета ликует на этом празднике. Она

жаждет есть дальше. Пихать лоснящимися руками в рот мягкий ком белков, углеводов и

жира.

О, копченый лосось, жареная форель, цыплята табака, ростбифы, тефтели, салат оливье в

тарталетках, о, вкуснейший бульон, солянка с маслинами, суп харчо, гренки с хреном, о, эклеры и набитые сливочным кремом розочки! О супермаркеты и фаст-фуды! Эта молитва

– вам!

Он любил поесть. И вот он лежит, недвижимый, как небоскреб, с видом разморенного

животного; капельки слюны застыли на его нижней по-детски оттопыренной губе, его

кадык растворился в складках бычьей шеи, одежда уже неспособна укрыть разросшееся

до небывалых размеров тело. Диван, как доведенный до полусмерти раб, прогнулся под

ним. Телевизор сыплет праздничными искрами рекламы.

Покупайте!

Пробуйте!

Потребляйте!

Жрите!

Наслаждайтесь!

Забивайте экскрементами унитазы и снова жрите!

Покупайте!

Наслаждайтесь!

Его сердце не выдержало. Этот мотор оказался слишком слабым для такой мощной и

ненасытной машины. Его глаза полуоткрыты, толстая зеленая муха сидит на носу, шевеля

тонкими, как щупы, лапками. Нервно гудит лампа дневного света.

Покупайте!

Наслаждайтесь!

Жрите!

На полу пищат крысы. В углу читает сакральный текст рекламы телевизор. Крысы,

сначала несмело, а потом уже без всякой боязни подбираются к его телу. Настала их

очередь жрать. О, прекрасная человеческая плоть – потная, пахнущая чем-то пряным! О, желеобразный жир – сегодня пир крыс и мух! Жрать. Жрать. Жрать.

В черном зеве его рта происходит какое-то шевеление и оттуда выползает пухлый

белесый червячок. С ревом бомбардировщика в воздух взвивается муха. И большая серая

крыса исчезает у него в паху.

Нарцисс

Древняя легенда на новый лад

Я совершенен. Я – само Совершенство. И вам придется это признать. Как приходится

признавать тот факт, что «Мона Лиза» кисти да Винчи – одно из величайших

произведений искусства. Я – величайшее произведение природы.

Но не только ее заслуга в этом. Я во многом творение самого себя. Мое подтянутое тело

с выправкой строевого офицера – прямое тому доказательство. Если и существуют идеалы

человеческого тела, то они воплощены во мне. Я верю, что в прошлой жизни я был

эталоном, по которому античные мастера создавали свои скульптуры. Во мне заключена

так называемая божественная пропорция. Не верите? Спросите у зеркал – они не врут.

О, зеркала! Единственный предмет в окружающем мире, который не вызывает у меня ни

раздражения, ни отвращения. Зеркала честны. Они преподносят предметы точно такими, какие они и есть. В отличие от вас, людей. Поэтому вся моя квартира заставлена

зеркалами. В них, в этих зеркалах, живу я – единственное идеальное создание на земле.

Но разве вы это заметите?

Вот вы все – как на ладони. Я смотрю на вас в бинокль, который купил пару недель назад

у старого пьяницы на рынке, через окно моей квартиры, расположенной на верхнем этаже.