Человеческое, слишком человеческое - [94]

Гребаный госпиталь.

Встал я легко - тело ныло, но не так, чтобы прямо смертельно. В носу побулькивало, но - снова, на смачную простуду не тянет. А еще я удивительно четко все помнил, и имел я два главных вопроса: во-первых, что с Аской, во-вторых, кто она такая. Судя по ясности мышления, мне опять накололи разной хрени, так что можно смело одеваться и идти за ответами.

В коридоре обнаружилась Кацураги - женщина сидела у соседней палаты и о чем-то общалась с Кадзи. Ооновец встал, кивнул мне и ушел, не сказав ни слова, а вот капитан похлопала по банкетке рядом с собой.

- Мне начинает надоедать вопрос: "Как самочувствие, Икари?".

- Мне тоже, капитан.

Мы помолчали. Мисато-сан вертела в руках какую-то тонкую папочку и разглядывала ее, а я молчал просто так.

- Макинами примотала к себе бомбу, - сказала Кацураги.

- Понятно.

"Но не интересно", - добавил я про себя. Спрашивать про Аску отчего-то было неприятно. Страшненько.

- Они использовали искателя, - произнес я. Просто, чтобы сказать. - Живая приманка. Первый случай, капитан. Иначе у Макинами бы не было шансов.

- Были. Это прототип солдата новой версии - полное отключение нервных контуров в бою.

Я пощипал кончик носа. Увлекательно так вспомнились рывки изрешеченного тела и тот факт, что она рванула с одной ногой на двойку блэйд раннеров - пусть и при поддержке хитрого плана. Видимо, мозги там тоже как-то хитро отключаются.

Хотя... Кто ее поймет, почему она вообще осталась одна нападать на нас? Может, чтобы создать суматоху и позволить Нагисе уйти, а может...

- Подпиши.

- Что это?

На шапке протянутых мне документов значилось что-то вроде: " geheime Reichssache", - а дальше я читать не стал - просто подмахнул. Раз по-немецки, значит что-то про Аску. А раз про Аску все так "совершенно секретно", то...

- Капитан, как она?

- Иди сам спроси. Аска сказала, что хочет сама все рассказать.

Ну что ж, сама - так сама. Я хотя бы один ответ получил - она относительно в порядке, может разговаривать. Над дверями палаты висели часы, и я притормозил.

- Капитан, а не поздно ли - почти час ночи?..

- Она сказала, что ты можешь ее разбудить.

Кацураги встала и начала застегивать плащ, а я только сейчас обратил внимание, что у нее под парадной формой белая блузка, а у горла - простой серебряный крест на короткой цепочке. "Крест святого Георгия" - вдруг вспомнил я. А еще вспомнилось занятие по распределению, и как парни в академии чуть не передрались, пока спорили, что за разновидность креста на шее у почетной гостьи. Самой классной блэйд раннерши в мире.

Это было ровно восемь лет назад, только где-то около полудня.

- Ээ-эм. Мисато-сан?

Она обернулась, а я непонятно почему почувствовал приток крови к щекам.

- С днем рождения, Мисато-сан.

И я на секунду увидел совсем другого человека. Даже не знаю, что там такого было - в этом лице. Наверное, я настолько мудак, что от меня даже не ждут таких слов. Наверное, ее никто еще не поздравлял в больнице в час ночи. Наверное, наверное.

- Спасибо, Синдзи. Ты приезжай вечером, хорошо?

Я кивнул. Ну, порвало мне рот этой банальностью - с меня не убудет, правда. Опять же, по имени назвала.

Однако.

Я протянул руку и дверь в палату пошла по направляющим, а мне навстречу пахнуло жаром и химией. Кивнув себе, я вошел - за очередной порцией ответов.

Глава 16

Крупные капли уверенно пропахивали себе путь по запотевшему стеклу - что-то я не сообразил включить обогреватель. В динамиках плакалось пианино, как назло, играло что-то осенне-сентиментальное, как назло, что-то бередящее душу - словом, меня это все устраивало. И бегущие капли, и приглушенный звук, и сама мелодия, вот разве только сигареты слишком уж лезли в глаза - но курить нельзя. Сидя в салоне ховеркара, я смотрел перед собой, вспоминал разговор в больничной палате, и больше всего мне хотелось невозможного: чтобы проснуться, чтобы никогда этого разговора не было. Хотя вру. Больше всего хотелось-таки курить.

Наследница немаленького состояния. Выжившая в ужасной аварии. Да, это все об Аске. О ней - и совсем не о ней.

Я прикрыл глаза, вспоминая, как все выглядело в сводках - тогда, пять лет назад. Беглые Евы пытались вырваться из космопорта, люцернские блэйд раннеры в полчаса устранили почти всех, но количество жертв среди пассажиров превысило разумные пределы. Были сожженные в струях ионизированного газа, были сброшенные в стартовые катапульты, попавшие под рикошеты и шальные пули. Словом, новостные сюжеты не скупились на красную краску и черные тона. Отдельно впечатляла длина мартиролога, особенно наличие в нем семьи Цеппелинов - ужасная потеря для еваделов и высшего общества. По сводкам, погибли и отец, и мать, и дочь.

И вот полчаса назад я выяснил, что на тот свет отправились все же только двое.

"Их сожгло на моих глазах. Правда, секунду спустя глаз у меня не стало".

Я попытался представить, каково это. Аска говорила о своих тогдашних ощущениях, и было это как-то... Сухо. Она была разговорчива - и закрыта, вроде как просто поясняла мне ситуацию, а не о своей жизни рассказывала. То ли Веснушка-тян слишком долго держала все в себе, то ли еще что, - но, может, все и правильно? Оно ведь как: оторванный мизинец - драма, отрезанная рука - трагедия. А когда сгорают сначала твои родители, а потом и ты сам тонешь в обжигающей смерти - это просто факт, к этому не добавить никаких эмоций. Аска, если разобраться, вообще не должна этого рассказывать. Она, черт побери, должна была умереть, а раз уж не умерла - забыть, навыдумывать себе чего-нибудь. Сбежать в страну фей. Но, увы, ей не дали ни того, ни другого, ни третьего.