Человеческий аспект - [52]

Мне нравилось представлять эту планету океанским лайнером, готовым вот-вот пойти на дно, а себя — его доблестным капитаном, принявшим решение утонуть вместе с ним. И вдруг я чувствую, будто корабль начинает вести себя как кит.

Я знаю, что мне делать. Я перенесу запасы еды в зал Технических Новинок и буду спать прямо под антропометрами. Сигнал тревоги обычно длится одну-две минуты.

Я успею вскочить на ноги, быстро проверить обе шкалы по всем направлениям и по их показаниям выяснить, откуда исходит внешний раздражитель. Потом я впрыгну в шаролет и осмотрю то место. Очень просто, ничего не скажешь.

Вот только не нравится мне все это.

17 мая 2190 г.

Мне очень стыдно за самого себя, как только может стыдиться старый человек, которому мерещатся привидения на кладбище. Только это, пожалуй, и может служить мне оправданием. Я, наверно, слишком много думаю о смерти в последнее время. Грядущая гибель Земли и Солнечной системы; собственная гибель как неизбежное следствие катастрофы; гибель миллионов существ бесчисленных разновидностей; гибель прекрасных древних городов, которые воздвиг Человек и населял их веками... Впрочем, возможно, что связь с безобидными призраками, домовыми и прочими странными явлениями вполне объяснима. Но я стал бояться.

Когда этим утром снова сработала сигнализация, я нашел по шкале направление. Мой курс лежал в район Аппалачских гор на востоке Северной Америки.

Как только я выбрался из шаролета и вгляделся сквозь бледно-лазурный туман, прикрывавший вход в пещеру, я начал понимать — и устыдился. Там, где туман поредел, сгустившись в других местах, пока я всматривался в него, я разглядел несколько тел, которые лежали на полу пещеры. Очевидно, один из них был еще жив, когда завеса голубого бериллита в одном месте истончилась, что было достаточно для антропометра, чтобы зафиксировать присутствие человеческого разума и тут же отреагировать на него. Я обошел пещеру вокруг, но другого выхода не обнаружил.

Я кинулся обратно в музей и, захватив необходимые инструменты, вернулся к пещере. Я отключил бериллитовый голубой туман у входа и осторожно вошел.

Внутри пещеры, которую явно оборудовали под убежище, придав ему домашний уют, все было полностью разгромлено. Кто-то ухитрился раздобыть активатор и большое количество голубого бериллита, пока без какой-либо определенной формы и имеющим поэтому примерно такую же устойчивость, как водород с кислородом — если позволительно употребить метафору из области химии, чтобы проиллюстрировать понятия об отрицательном силовом поле. Голубой бериллит был активирован в виде занавеса на входе в пещеру, и он тут же взорвался. Но поскольку активатор все еще действовал, а вход был довольно узким, голубой бериллит продолжал выполнять свои функции завесы, изолирующей от отрицательного воздействия, завесы, зиявшей дырами, сквозь которые антропометру иногда удавалось «подглядеть» запертых внутри людей.

У входа лежали три тела, двое мужчин и одна женщина, молодые по виду. По количеству и типу скульптурных изображений на стенах мне не составило труда догадаться, что эти люди принадлежали к одной из многочисленных группировок Хранителей, по всей видимости, к культу «Небесного огня». Когда в последнюю неделю исхода Утверждатели заявили о прекращении действия Крохиитского договора и о том, что для Утверждения Жизни необходимо защитить от самих себя даже тех, кто не Утверждает, эти люди, очевидно, ушли в горы. Скрываясь от поисковых команд, действовавших с большим успехом, им удалось остаться незамеченными до взлета с Земли последнего большого корабля. Потом, заподозрив, как и я, что по меньшей мере один разведывательный корабль вернется для завершающей облавы, они изучили механизм действия антропометра и узнали о существовании голубого бериллита. К сожалению, они узнали не все.

Из глубины пещеры мне навстречу судорожными рывками двигалось извивающееся тело. Это была молодая женщина. Сначала я буквально остолбенел, изумленный тем, что она еще живет. Очевидно, взрывом ей начисто срезало нижнюю половину туловища. Она тогда отползла подальше от входа в глубь пещеры, где их группа хранила основные запасы продовольствия и воды. Пока я колебался, не зная, на что решиться — оставить ее и раздобыть в ближайшей больнице медикаменты и плазму крови или рискнуть и перенести ее туда немедленно, — она перекатилась на спину.

Своим телом она прикрывала годовалого младенца, явно опасаясь нового взрыва бериллита. И несмотря на ужасную, мучительную агонию, ей каким-то образом еще удавалось кормить дитя.

Я наклонился и осмотрел ребенка. Весь в грязи и перепачканный материнской кровью, он был, однако, цел и невредим. Я взял его на руки и, отзываясь на молчаливый вопрос в глазах женщины, кивнул.

— Я позабочусь о нем, — сказал я.

Она попыталась, наверно, кивнуть в ответ, но, не успев закончить это свое движение, перешла в смерть. Я внимательно, признаюсь, с некоторым трепетом осмотрел ее. Пульса не было... сердце не билось.

В музей я вернулся вместе с ребенком и соорудил ему из секций телескопа что-то вроде детского манежа. Потом, захватив с собой трех роботов, я снова полетел к пещере и похоронил людей. Надо признать, это было вовсе ни к чему, но я сделал это не только из чистоплотности. Как бы глубоко мы все ни разделялись по взглядам, мы, в общем-то, были одной Хранительской веры. Я чувствовал себя так, будто этим своим поступком презрительно бросил вызов в лицо всему самодовольному Утверждению, выражая таким способом уважение к чудачествам «Небесного огня».