Человеческая природа и социальный порядок - [88]

Главное условие власти — наличие неуправляемой, бесцельной энергии в том человеке, по отношению к которому она должна осуществляться; власть не столько навязывается нам извне, сколько бы востребована нами самими. Энергичный ум требует себе применения и не нуждается в руководящих идеях, направляющих его работу. Ошибочны все те взгляды на жизнь, которые не признают, что потребность в деятельности — это главная потребность. Всякий здоровый организм полон энергии, которая должна иметь выход. У человеческого сознания в период его активного развития избыток жизненной силы устремляется, минуя все наличное и привычное, к некоему неизведанному благу; и не важно, что же оказывается наличным и привычным, важно что этого достаточно, чтобы признать его неприемлемым. Таким образом, нам присущ смутный движущий импульс, представляющий собой, если можно так выразиться, неорганизованную и недифференцированную протоплазму всякого прогресса. Именно это, как мы уже видели, порождает пыл идолопоклонства у молодых, честолюбивых и наделенных богатым воображением. Пока наши сердца и души открыты и способны к совершенствованию, всегда найдутся личности, которые пленяют нас, о ком мы думаем с благоговением и обожанием; и хотя они могут потерять свое очарование и предстать перед нами самыми обычными людьми, мы все равно найдем кем восхищаться. Сознание молодых — страстное, ищущее, нетерпеливое — находится, как выразился профессор Болдуин, на альтернативном полюсе социальности, всматриваясь вдаль в поисках новой жизни. Идеалист же в любом возрасте нуждается в чьем-то величии и превосходстве и всегда ищет его. «Нам дороги те, кто любит нас… но еще дороже те, кто отвергает нас как недостойных, ибо они являют нам другую жизнь; они раскрывают перед нашим взором небеса, о которых мы и не помышляли, даруют нам из глубин духа новые силы, побуждая к новым и неизведанным свершениям»[129]. Неспособность кем-либо восхищаться — свидетельство деградации.

Большинству из нас знакомы неясные, и в то же время яркие личные впечатления, произведенные кем-то встреченным — может быть, из одного лишь беглого взгляда на незнакомое лицо или, возможно, от звука его голоса; эти впечатления зачастую прочно запоминаются и становятся чем-то важным для нас. Объяснение может быть таким: мы испытываем подобное таинственное воздействие, будучи, как правило, особенно восприимчивыми, в состоянии, требующем от нас нервной энергии. На нас давят темные глубины врожденных страстей. Каким-то образом (каким именно, мы вряд ли смогли бы определить) эта энергия вырывается, инстинкт раскрепощается, и личностный посыл, перенесенный во взгляде, воспринимается как символ, как ключ, отпирающий скрытые до того устремления. Это во многом похоже на то, как если бы накопленный в аккумуляторе электрический заряд разрядился от случайного замыкания цепи; сознание цепко удерживает жизнеутверждающие влияния, будучи не в состоянии обойтись без них.

«— all night long his face before her lives,

Dark-splendid, speaking in the silence, full

Of noble things, and held her from her sleep»[130]

Чем большей энергией и целеустремленностью обладают народы и индивиды, тем больше они нуждаются в идеалах и лидерстве, которые управляли бы ими. Деятельным народам вроде англосаксов всегда необходимо иметь впереди какую-то цель и к чему-то стремиться, поскольку без подобной цели они впадают в беспутство и отчаяние; они не могут довольствоваться тем спокойным и ровным наслаждением настоящим, которое, как считается, было присуще древним грекам. Справедливо считается, что жители северной Европы не такие идолопоклонники, как южане — в том смысле, что они менее склонны к слепому преклонению перед народными кумирами. Но это, по-моему, значит только то, что первые, обладая большей конструктивной способностью к выработке идеалов на основании разнообразных личных убеждений и большим постоянством в следовании им и более трезвы и независимы в своих суждениях относительно выдающихся личностей, в меньшей степени подвержены непомерному восхищению героем дня. Но поэтому их идеализм и оказывается более стойким и последовательным и в основе своей напрямую зависит от породившего его личностного воздействия. Так что, возможно, всякое лидерство обязано своим существованием тем способностям сознания, которые оно пробуждает. «Если мы окинем взором всю историю человечества, — говорил Уильям Джемс, — и зададимся вопросом, что отличает все великие эпохи возрождения и роста могущества человеческого разума, мы обнаружим, я думаю, просто то, что и каждая из них, и все они вместе подсказали человеку — сокровенная природа сущего сродни тем силам, которыми он обладает» 4. Тот же самый принцип можно применить, несомненно, и к персональному лидерству.

Мы рождены, чтобы действовать; и в первую очередь над нами имеет власть все то, что способно вызвать и направить нашу деятельность, внимание новорожденного ребенка привлекает все, что дает пищу для его чувств посредством движения, звуков, осязания или цвета. Люди животные интересуют его прежде всего потому, что от них исходит более обширный и разнообразный спектр ощущений, чем от других объектов. Они двигаются, говорят, смеются, уговаривают, ласкают, кормят и т. д. Престиж, который они таким образом приобретают в глазах ребенка, разделяется ими с другими стимулирующими чувства явлениями, такими, как автомобили, поезда, ветряные мельницы, пятна солнечного света и яркая одежда. Несколько позже, когда ребенок начинает понемногу контролировать свои действия, он с удовольствием хватается за любые предметы, которые привлекают внимание и тем самым управляют его активностью. Игрушки, которые он больше всего любит, — это те, которые двигаются или с которыми можно что-то сделать, — тележки, пожарные машины, кубики и т. п. Окружающие, которые разделяют его интересы, тем самым поддерживают и увеличивают свой авторитет, особенно дети постарше и более находчивые и изобретательные, чем он сам. Среди взрослых он больше всего восхищается теми, чьи действия доступны его разумению, чье мастерство он может оценить, например плотником, садовником, кухаркой. Для того чтобы как-то называть таких людей, R. придумал замечательное слово «thinger»