Человеческая природа и социальный порядок - [14]
Относительная значимость некоторых инстинктов или наклонностей может возрастать, функции их могут усиливаться, в то время как в отношении других может быть справедливо обратное. Такое соотношение роста и убывания составляет, по-видимому, общую черту эволюции, и нет оснований считать, что она не присуща и нашему психическому развитию. Но здесь так же, как и всюду, большинство — если не все — элементов этого развития функциональны как по отношению к коллективной, так и дистрибутивной сторонам жизни; не существует резкого разделения способностей между ними, и прогресс осуществляется скорее благодаря постепенной адаптации старых органов к новым функциям, чем благодаря их ослаблению и отмиранию.
Для разъяснения того, что представляет собой органический подход в теоретическом отношении, я рассмотрю несколько вопросов в том виде, как они ставятся при обсуждении связи общества и индивида, и покажу, как, на мой взгляд, на них можно ответить.
1. Не состоит ли общество, в конечном счете, из одних только индивидов?
Я должен сказать — да. Это просто обычное человечество, а не что-то мистическое.
2. Является ли общество чем-то большим, чем сумма индивидов?
В известном смысле — да. В любом социальном целом существует организация, жизненный процесс, которые нельзя обнаружить у отдельных индивидов. Изучение их один за другим и попытка понять общество, соединяя их вместе, запутает вас. Это «индивидуализм» в дурном смысле слова. Целые науки, такие, как политическая экономия, и великие институты, такие, как церковь, ошибались в этом пункте. Нужно понимать свои группы и социальные процессы как живое целое, каковыми они и являются.
3. Является ли индивид продуктом общества?
Да, в том смысле, что все человеческое в нем имеет свою историю в социальном прошлом. Если мы будем рассматривать в качестве двух источников, из которых индивид черпает свою жизнь, наследственность и общение, то увидим, что то, что он получает посредством зародышевой плазмы, имеет социальную историю, к которой нужно было адаптироваться, чтобы выжить: характерные черты, с которыми мы рождаемся, таковы, потому что они прошли социальное тестирование в жизнях наших предков. А то, что он получает от общения, — язык, образование и тому подобное, — исходит непосредственно от общества. Даже такие физические факторы, как питание и климат, редко воздействуют на нас, не подвергшись изменениям и адаптации к социальным условиям.
4. Можно ли отделить индивида от общества?
Только чисто внешним образом. Если вы в одиночестве удалитесь в пустыню, вы унесете с собой сознание, сформированное в обществе, и продолжите социальное общение благодаря памяти и воображению или с помощью книг. Этим и только этим вы сохраните в себе человека, и, как только утратите способность общения, ваше сознание начнет вырождаться. Долгое одиночество, как в случае с пастухами на равнинах Дальнего Запада или узниками в одиночном заключении, часто приводит к слабоумию. Причем скорее всего это может случиться с необразованными людьми, чья память бедна материалом для воображаемого общения.
В истории христианства, а также и других религий были времена, когда отшельники уходили жить в пустынные места, но при этом обычно поддерживали какую-то связь друг с другом и с внешним миром; некоторые из них, например святой Иероним, были авторами знаменитых посланий. И каждый, по сути дела, принадлежал к той общественной системе, из которой он черпал идеалы и моральную поддержку. Трудно предположить, что святой Симеон Стилитский, проживший годы на вершине столпа, не подозревал, что его аскетизм виден окружающим.
Потерпевший кораблекрушение, не способный сохранить воображаемую связь с человеческим обществом, вполне мог прожить жизнь разумного животного, упражняющего свой мозг с помощью естественного окружения, но его собственно человеческие способности, несомненно, были бы утрачены или пребывали бы в бездействии.
5. Свободен ли индивид в каком-либо смысле или он просто часть общества?
Да, он свободен, насколько я понимаю этот вопрос, но это свобода в органическом смысле, которая достигается в сотрудничестве с другими, а не свобода совершать что-то независимо от общества. Это «командное» взаимодействие. У него есть свобода действовать по собственному разумению, как у футбольного защитника, но, так или иначе, он должен играть в ту игру, в которую его вводит жизнь.
Эволюционная точка зрения поддерживает наше убеждение в том, что жизнь — это творческий процесс, что мы действительно создаем что-то новое и стоящее и что человеческая воля — это часть той творческой энергии, которая совершает все это. У каждого индивида есть своя уникальная доля в этой работе, которую никто, кроме него, не сможет наметить и выполнить. Хотя жизнь его проистекает из наследственности и социального прошлого, его бытие — всецело новая, неповторимая организация жизни. Никогда прежде ни у кого не было тех же способностей и возможностей, как у вас, и вы свободны использовать их по своему усмотрению.
Наконец, даже здравый смысл подсказывает нам, что мы выражаем нашу свободу в сотрудничестве с другими. Когда вы вступаете в какую-нибудь социальную группу — допустим, в театральный клуб, — мы вправе ожидать, что это расширит вашу свободу, придаст вашим индивидуальным способностям новый стимул и возможность для выражения. Так почему же нельзя применить тот же самый принцип ко всему обществу? Ведь именно благодаря социальному развитию человечество прошло путь от животной зависимости до этой органической свободы, прекрасной, хотя и далеко не безграничной, которой мы сегодня обладаем.
Интеллектуальная автобиография одного из крупнейших культурных антропологов XX века, основателя так называемой символической, или «интерпретативной», антропологии. В основу книги лег многолетний опыт жизни и работы автора в двух городах – Паре (Индонезия) и Сефру (Марокко). За годы наблюдений изменились и эти страны, и мир в целом, и сам антрополог, и весь международный интеллектуальный контекст. Можно ли в таком случае найти исходную точку наблюдения, откуда видны эти многоуровневые изменения? Таким наблюдательным центром в книге становится фигура исследователя.
«Метафизика любви» – самое личное и наиболее оригинальное произведение Дитриха фон Гильдебранда (1889-1977). Феноменологическое истолкование philosophiaperennis (вечной философии), сделанное им в трактате «Что такое философия?», применяется здесь для анализа любви, эроса и отношений между полами. Рассматривая различные формы естественной любви (любовь детей к родителям, любовь к друзьям, ближним, детям, супружеская любовь и т.д.), Гильдебранд вслед за Платоном, Августином и Фомой Аквинским выстраивает ordo amoris (иерархию любви) от «агапэ» до «caritas».
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.
Когда сборник «50/50...» планировался, его целью ставилось сопоставить точки зрения на наиболее важные понятия, которые имеют широкое хождение в современной общественно-политической лексике, но неодинаково воспринимаются и интерпретируются в контексте разных культур и историко-политических традиций. Авторами сборника стали ведущие исследователи-гуманитарии как СССР, так и Франции. Его статьи касаются наиболее актуальных для общества тем; многие из них, такие как "маргинальность", "терроризм", "расизм", "права человека" - продолжают оставаться злободневными. Особый интерес представляет материал, имеющий отношение к проблеме бюрократизма, суть которого состоит в том, что государство, лишая объект управления своего голоса, вынуждает его изъясняться на языке бюрократического аппарата, преследующего свои собственные интересы.
Жанр избранных сочинений рискованный. Работы, написанные в разные годы, при разных конкретно-исторических ситуациях, в разных возрастах, как правило, трудно объединить в единую книгу как по многообразию тем, так и из-за эволюции взглядов самого автора. Но, как увидит читатель, эти работы объединены в одну книгу не просто именем автора, а общим тоном всех работ, как ранее опубликованных, так и публикуемых впервые. Искать скрытую логику в порядке изложения не следует. Статьи, независимо от того, философские ли, педагогические ли, литературные ли и т. д., об одном и том же: о бытии человека и о его душе — о тревогах и проблемах жизни и познания, а также о неумирающих надеждах на лучшее будущее.