Человечье мясо - [11]

- Кар! - пискнул он, сшибленный ударом по башке, и, оказавшись на мостовой, громко добавил: - ул!!

- Попался, голубчик! - визжала толпа, притопывая танец победы. Попался! Ха-ха-ха! Стервятина!!

- И здоров бегать, паскуда! Ишь, какой конец отмахал.

- А жирный-то, жирный! Глянь-ка, цицки-то висят, як у бабе!

- Это не я!! - обомлев, заорал Владимир Владимирович. - Это он!! Я всегда правильно делал! Спросите у Ковальчик!

- Нет, брат, шалишь, теперь, брат, не то, - подвывая от счастья победы, тихонько сказал один доброволец и, изловчившись, как двинул Владимира Владимировича сапогом в пах.

Владимир Владимирович, обхватив руками живот, взвыл и снова сел на мостовую.

- Не то? - переспросил он, - как не то? Уже не надо? Пожалуйста. Я не буду, если не надо. Будем издавать его книгу. Я еще вчера говорил. Спросите у Ковальчик. Товарищ Ковальчик, я говорил? Я же говорю, что я говорил. Раз партия, правительство и лично товарищ Сталин говорят, что не надо...

- Чего скулишь, сука! - проскрежетал урка из Президиума Союза советских писателей и саданул Владимира Владимировича по хребту фонарным кронштейном.

- Ох, - взвизгнул Владимир Владимирович и, не помня себя, вцепился зубами в брюхо урки из Президиума Союза советских писателей.

Урка заревел благим матом и навалился на Владимира Владимировича. На них посыпались банщики, милиционеры, члены Президиума и добровольцы.

Над кровавым месивом человечьего мяса завихрился дымок и начали пробиваться узкие язычки голубоватого пламени.

Отрывая вцепившуюся в его живот челюсть, член Президиума Союза советских писателей вдруг замер, нащупав рукой до галлюцинации близко знакомые ему зубы.

У него остановилось дыхание. Он рванул вгрызавшуюся в его внутренности голову и закричал длинно и тонко.

В зубах у головы болтался лоскут мяса и на обрывке штанины - пуговица.

- Ермилов!.. - прошептал он.

Ермилов близоруко сощурился, и вдруг его нижняя челюсть отвалилась и кровавый лоскут мяса и пуговица на обрывке штанов упали на мокрые камни.

- Стойте! - тонко заорал член Президиума Союза советских писателей. Стойте! Братцы, да ведь мы же фраернулись! Честное слово, фраернулись! Да ведь это ж не тот!

На них был плотный слой банщиков, выше слой добровольцев, над добровольцами слой милиционеров, и на всех слоях, вещая принципы содружества, прыгали, топали, орудовали ломами и протыкали все месиво длинными железками члены Президиума Союза советских писателей.

Загнав ногу, обутую в охотничий сапог, в хайло рычащего над ним банщика, член Президиума, изловчившись, подмял банщика под себя и в освободившееся в пласту место влез сам и воткнул заднюю часть Владимира Владимировича. Что им руководило, этим человеком, дважды познавшим зубы Владимира Владимировича? Только социалистическое отношение к действительности, помогшее ему уяснить, что Владимир Владимирович хоть и враг, но свой, а вот Белинков - это дело совсем иное. Ободренный Владимир Владимирович, висевший на собственной заднице, понявши, что теперь дело не в нем, быстро работая сильными челюстями, вооруженными легкими, но острыми и крепкими зубами со специально надетыми на них коронками из нержавеющей стали, зажатый в щели верхнего пласта, вывернулся и перегрыз пополам висевшего над ним дворника. Верхняя половина дворника с открывающимся и закрывающимся ртом свалилась вниз, и Владимир Владимирович, бросив опознавшего его члена, протискался на толщину целого пласта.

- Нет, - сказал он, - надо действовать решительно, а то в этой действительности, с еще не изжитыми до конца отрыжками проклятого буржуазного прошлого и совсем недавнего капиталистического, и вовсе околеешь. Сказав это, он прогрыз в туловище лежавшего над ним не то банщика, не то милиционера круглое отверстие, просунул в него голову и увидел сверкающее сияние родной столицы, воли, советской действительности и на глазах его проступили слезы.

- Братцы! - вскричал он, - что же мы делаем, ведь своих же свои же хаваем, как в 37-м незабываемом году! Да ведь так нас, самых советских-то, и вовсе не станет. Кто же коммунизм-то строить будет, братцы? Аркадий Белинков с Черчиллем, что ли? Перед лицом великих задач, стоящих перед нами, призываю вас не хавать друг друга!

Глава XIII

Она высвободила руки из-под одеяла, закинула их за голову и, упираясь ступнями в спинку кровати, потянулась, выгибая спину и певуче зевая. Потом раскрыла глаза и удивленно огляделась по сторонам. Длинные клинки солнца дрожали, воткнувшись в желтый пол. Не дыша лежала она, низко запрокинув голову с прищуренными веками, слегка касаясь груди кончиками прохладных влажных пальцев. Она сбросила одеяло и, не попав одной ногой в заячью туфлю, подбежала к сияющему окну и распахнула его. Потом надела туфлю, выправив пальцем смятый задник, зевнула, подобрала на затылке легкие волосы, набросила на плечи халат и вышла из комнаты.

Начинался необъятный и скучный день. Она знала, что он будет тянуться, медленно разматываясь и цепляясь за уборку квартиры, за журнал "Октябрь", с прозой, похожей на серое тягучее вязанье, и стихами, похожими на запыленные стекла, за хождение в гастроном, за штопку чулок, зевание у окна, вытаскивание из ящика какой-то газеты, ворчание в радиоприемнике, из которого можно извлечь лишь сельскохозяйственную передачу, объявления о найме рабочей силы и беседу в помощь изучающим историю ВКП(б), за драку ребятишек на дворе, за возвращение с работы мужа, за длинную и нудную кишку дворника, брошенную на мостовую и источающую с кашлем мутную перекрученную, как кнут, струю.