Чекисты на скамье подсудимых - [43]
В этой бюрократической неувязке — отсутствии надлежащего учета личных вещей арестованных и контроля за ними после совершения расстрелов — и заключалась лазейка для работников УНКВД — мародеров. И это был далеко не предел моральной нечистоплотности лиц, имевших отношение к массовым расстрелам людей в УНКВД и последующей вывозке тел жертв для тайного захоронения.
Таков был круг вопросов, затронутых в ходе судебного заседания. И хотя отвечать в НКВД УССР надо было не за свои действия, а за «грехи» предшественника, новый начальник УНКВД Г. Вяткин почувствовал опасность этого дела и 4 апреля 1938 г. направил краткое донесение наркому внутренних дел УССР А. Успенскому. Он обратил внимание на неправильный, с его точки зрения, интерес суда к упомянутым вопросам: «Докладываю о странном ведении судебного заседания председательствующего военюриста I ранга т. Тарновского, занимавшегося выяснением фактов, не относящихся к делу […] связанных с приведением приговоров в исполнение»[312]. Очевидно, что Г. Вяткин сигнализировал наркому о том, что военные юристы «лезут» в темные дела чекистов, и поэтому их желательно приструнить. Оба они — и Успенский, и Вяткин — с головой были вовлечены в кровавый круговорот и прекрасно понимали, что могут означать для них обвинения в адрес органов НКВД в неправильных действиях. К тому времени уже были объявлены врагами народа и расстреляны два бывших наркома внутренних дел УССР (В.А. Балицкий и И.М. Леплевский) и десятки других руководящих работников. Поэтому чекисты старались себя защитить, пытаясь остановить хождение опасной для них информации в других инстанциях.
Возможно, Успенский и Вяткин договорились «похоронить» служебную переписку по этому делу в недрах обезглавленного аппарата особоуполномоченного НКВД УССР. 9 апреля 1938 г. врид особоуполномоченного сержант госбезопасности Михаил Павлович Кудрявцев (1904 г. р.) направил письмо Г. Вяткину с просьбой прислать материалы расследования с заключением по делу[313]. Спустя неделю ему ответил С. Голубев: «Были отдельные случаи, когда около ворот двора утром, после операции, работайки комендатуры замечали небольшие кровавые пятна, которые быстро ликвидировались […]. В отношении растаскивания вещей арестованных проводится следствие: устанавливается, что отдельные лица, принимавшие участие в проводимых операциях по линии комендатуры УНКВД, брали некоторые вещи арестованных. Результаты расследования сообщу дополнительно»[314].
С. Голубев действительно проводил расследование по фактам мародерства. В апреле 1938 г. им были допрошены упомянутые М. Лазоркин и М. Соснов, линейный монтер отдела связи УНКВД Василий Федорович Агапов (1911 г. р.), инспектор отдела мест заключения (ОМЗ) УНКВД Михаил Кивович Лейфман (1909 г.р.), начальник тюрьмы УГБ УНКВД Феликс Гаврилович Игнатенко (1906 г.р.)[315], дежурный помощник коменданта УНКВД Григорий Антонович Тимошенко (1905 г. р.), заведующий гаражом УНКВД Иван Михайлович Паншин (1905 г.р.), шофер УНКВД Иван Онуфриевич Островский (1896 г.р.), начальник отдела связи УНКВД Аркадий Абрамович Стругачев (1901 г.р.), старший инспектор ОМЗ УНКВД Рафаил Леонтьевич Портнов (1901 г.р.), надзиратель тюрьмы УГБ УНКВД Андрей Трофимович Терещук (1910 г.]3.), полковой оперуполномоченный ОО 44-й стрелковой Дивизии[316] Леонид Установил Кондрацкий (1909 г.р.), полковой оперуполномоченный ОО 8-го стрелкового корпуса[317] Василий Михайлович Вишневский (1904 г.р.). Письменные объяснения также дали комендант УНКВД Митрофан Семенович Люльков (1905 г. р.), врид. начальника 1-го спецотделения УНКВД Николай Андреевич Зуб (1902 г.р.), фельдъегерь отдела связи УНКВД Яков Дмитриевич Лавринец (1903 г.р.).
Бывший секретарь УНКВД М. Лейфман показал: «Мне известно, что все лица, принимавшие участие в проводимых комендатурой УНКВД операциях […],после проведения каждой операции брали себе те или иные вещи — кожаные сапоги, полушубки […]»[318]. Ф. Игнатенко подтвердил показания М. Лейфмана, расширив круг мародеров и ассортимент их «трофеев», а также сделав важную для мародеров оговорку: о растаскивании вещей знал начальник 5-го отдела В. Лебедев[319]. Н. Зуб, давая объяснения, пошел в этом отношении еще дальше: «Вещи, вернее, предметы эти, в которых нуждались работники, забирали (со слов коменданта [Г. Тимошенко] и руководителя операциями тов. Лебедева) с разрешения нач[альника] обл[астного] Управления] НКВД [Л. Якушева]»[320]. В. Вишневский, в свою очередь, назвал наиболее полный список мародеров, перечислив в общей сложности фамилии 19 человек[321]. Таким образом, с ведома руководства УНКВД в мародерстве принимали участие минимум два десятка работников УНКВД.
Все это не вызывало желания у Г. Вяткина сообщать в НКВД УССР о результатах расследования. Ведь участие в «операциях по линии комендатуры» по-прежнему рассматривалось как дело «доблести и геройства». Так, в наградном листе на того же С. Голубева говорилось: «[…] В настоящее время т. Голубев принимает активное личное участие в боевых операциях, проводимых по линии комендатуры […]. За активную борьбу с контрреволюцией т. Голубев представляется к награждению “боевым оружием”»
