Чекист - [60]

Въехали в хутор. Арбатский легонько постучал в крайнюю хату. Тотчас отворилась дверь, послышались невнятные голоса. Из черной глубины сеней, покачиваясь, выплыл желтый огонек.

— Заводи лошадь во двор! — повелительно кинул Арбатский и вошел внутрь. Дверь захлопнулась. К Медведеву подошла девочка-подросток, закутанная в платок, с «летучей мышью» в руке. Ни слова не говоря, она пошла впереди.

Во дворе уже стояло несколько повозок. Из длинной крытой конюшни доносились хруст, чавканье и редкий перестук копыт.

Девочка подняла над головой лампу, посветила Медведеву. Чертыхаясь про себя, он стал неумело выпрягать лошадей. Он все старался повернуться к ней спиной — заслонить свои руки, путавшиеся в упряжи. Но девочка всякий раз услужливо переходила на новое место, и он от волнения еще больше запутывал ремни. Наконец кое-как высвободив лошадей, Медведев сунул ей уздечки.

— На, возьми!

И, не оборачиваясь, быстро пошел со двора.

Однако тут же он еще раз убедился в том, как легкомысленно взялся за роль ездового. На крыльце его встретил здоровенный длинноусый хлопец с винтовкой, спросил грубо:

— Поставил коней? — Закрыл перед носом Медведева дверь и указал на сарай рядом с хатой. — Иди до клуни, там вся кучерня.

Спорить не приходилось. Первое же неосторожное слово могло выдать. И буркнув: — Добре, — Медведев пошел к сараю.

Однако войти он не решился. Мужики, собранные сюда, очевидно, в ожидании батьки, были местными жителями, и кто-нибудь мог его опознать. Обойдя вокруг сарая и переждав немного, Медведев вернулся во двор. Но длинноусый хлопец уже шел ему навстречу.

— Чого блукаешь? — В голосе его слышалась тревога.

Ничего другого не оставалось, как только ответить:

— Душно там, тут лягу.

Проклиная себя, Медведев забрался в свою повозку и, зарывшись в сено, укрылся с головой.

Некоторое время он лежал неподвижно, прислушиваясь. Хлопец, топоча сапогами, кружил по двору. Вскоре Медведев стал различать неясный шум, который все приближался и нарастал. Неопределенное тревожное движение поднялось вокруг. Потом выделился конский топот. Он затих у самого хутора. Густую тишину прорезал резкий короткий свист. И все смолкло. Несколько раз Медведев осторожно поднимал голову над повозкой, но проклятая длинноусая «варта»[2] по-прежнему маячила перед ним.

Дикий вопль вырвался из хаты, что-то с грохотом и звоном опрокинулось, с визгом отлетела дверь. Шумно дыша, кто-то бежал прямо к его повозке. Медведев сбросил с головы полушубок, поймал в кармане широких штанин пистолет, напрягся, готовясь к прыжку. Повозка дрогнула. Он увидел локти и широкую спину прислонившегося человека. Потом послышались шаги. Грудной женский голос напевно, с усмешечкой произнес:

— Успокойся. Слышишь ты, горе мое, успокойся.

— Нет, я убью его, — задыхаясь, говорил человек. — Убью его как собаку. Его и тебя.

— Меня можешь убить хоть сейчас. А его не тронь.

— Бережешь его, сука! — взревел человек и рванулся от повозки.

В ответ раздался тихий смех.

— Дурень. Я дело берегу.

— Какое, к собачьей матери, дело! Никакого дела не осталось! Не жить нам здесь. Уходить надо. За Днестр. Чуешь? Золото есть. Проживем.

— Шкура ты! — вздохнула женщина.

— Любишь?

— Уйди!

— Плевать мне... на все... и на твоего батьку... чуешь ты... — шептал он, очевидно борясь с ней.

Но тут она отпрянула к повозке. И Медведев увидел над собой тонкую руку, длинные пальцы, сжимающие пистолет, и тонкий профиль с поджатыми губами. Он видел этот профиль на фотографии. То была Галина Андреевна, третья официальная жена батьки Махно.

Медведев хорошо знал жестокость этой женщины.

Она проговорила холодно и внушительно:

— Даже если буду с тобой, запомни, тронешь батьку — пристрелю тебя.

В ту минуту Медведев твердо считал, что живым ему не выскочить, в конце концов они его заметят. Спасло появление самого Махно, который, матерно ругаясь, выкатился на крыльцо. Его истерический тенорок всполошил все вокруг. Он метался, вырываясь из рук сдерживавших его спутников.

Остановившись перед женой, покачиваясь и плача пьяными слезами, батька скрипел зубами, плоское, обезьянье лицо его передергивала судорога.

— Левка! — спокойно и властно позвала Галина.

Медведев, пользуясь суматохой, выбрался из повозки, отошел в сторонку и стал возиться с постромками. Он видел, как к Махно вразвалку, неторопливо подошел верзила в три обхвата, легонько взял батьку под мышки, приподнял, отнес на несколько шагов и осторожно поставил на землю.

— Сволочи! — убежденно сказал Махно. — Перестреляю! — И внезапно трезвым голосом заключил: — А ну, до хаты! Выступать будем!

Хромая, он пошел в дом. Двинулись за ним и остальные. Последним медленно шел Левка.

Медведев поднял голову. Левка остановился возле него.

Случай свел их в неожиданных обстоятельствах, и сейчас все зависело от того, найдет ли Медведев верные слова.

Лицо гиганта, безбровое, в свете луны белое, с темными точками глаз, казалось вырубленным из камня.

— Ты кто? — тихо спросил Левка, вглядываясь.

— Я привез Марка, того, что книги вам возит. Чужого кучера брать не хотелось. Так вот теперь в упряжи путаюсь, — простодушно ответил Медведев, понимая, что перед Левкой разыгрывать ездового не следует.