Чехия. Инструкция по эксплуатации - [11]

— звучит практически божественно! Манят и наши приграничные курорты, к примеру, Марианьске Лазне или Карловы Вары. Из Австрии к нам можно добраться по особо красивой дороге — похоже, именно поэтому Австрия так долго нас и удерживала. Возьмем, хотя бы, моравский вариант — через Зноймо. Из Польши, с севера — на Остраву, а там и на Оломунец. А еще к нам можно въехать через Словакию — и мы по этому поводу никак не перестаем удивляться. После стольких лет в одном спальном мешке со словаками трудно считать их чужими. Но мы закаляемся. При случае, хотя и с опозданием, мы пытаемся вчувствоваться в то, а как могла бы чувствовать себя Австрия, с которой мы когда-то поступили так же, как словаки с нами.

Так или иначе, но в Чехию можно вторгнуться откуда угодно. Мы не представляем собой особого географического сопротивления. Даже если когда-то мы и были твердыней, то захватить ее, и даже завоевать, было весьма легко. Большинство названий, которые я здесь привел, это еще и названия полей битв, перечень наших поражений. "Рай земной…" — ну, возможно, на первый взгляд, а в действительности? Совершенно иначе. Подобные строфы порождаются романтическими сердцами, и язык патриотов просто пухнет от них. Тем не менее, страну чехов очень легко просмотреть назквозь и… так же легко не заметить. Преодоление наших гор, это детские игры, никакой стеной они не являются. Если подсчитать, не придираясь, то каждые полвека к нам забирается непрошеный гость с какой-то собственной мрачной правдой, которую он собирается нам объяснить. Ничего удивительного, что нас эта правда всегда довольно-таки пугает, раз уж мы вытерпели столько ее версий!

Но так с нами было не всегда. Когда-то правда нравилась нам как таковая, сама по себе. Мы были не только правдивыми, но верящими в правду. В Божью Правду. Какое упоение, головокружение, шум небесных сфер. Здесь, на Шумаве, такая правда обращалась к тебе особо пьянящим образом. Шумава — это место, где шумит и в природе, и в голове[14]. Здесь легко быть гордецом, чувствовать себя равным Господу Богу. Ведь именно отсюда родом еще и Ян Гус с Яном Непомуценом — наши вздорные святые, слава которых пересекла чешские краницы.

Первый до нынешнего дня — по крайней мере, на бумаге — обеспечивает нам титул божьих воинов. Хотя, в основном, только в наших учебниках, поскольку Европа относится к нам не столь серьезно. Помимо имени, о своем святом мы знаем крайне мало. Фамилия, якобы, Нана, то есть не уменьшенная, а местная форма библейской Анны, до настоящего времени в чешском языке применяется для определения наивной девицы. Такая вот родовая фамилия существовала в Гусинце еще в 1653 году. О молодости Наны сведений нет. Одно лишь кажется стопроцентно надежным: мать желала из молодого человека сделать господина. Господина — священника, поскольку дорога выдвижения для талантливого бедняка вела исключительно через духовное сословие. А мать Яна Гуса наверняка была особой серьезной. То была набожная душа, что весьма долго было типичным для Шумавы.

Сам Нана говорил о себе, что он родом из Гуси, что, скорее всего, было проявлением тщеславия, чем информацией о месте происхождения. Потому что поначалу он писал, что родом из Гусинца, но потом данный атрибут упростил или улучшил, вдохновленный замком Хус (Hus — гусь), который когда-то, вроде как, был гнездом рыцарей-разбойников и располагался неподалеку от места его рождения. Новая фамилия впоследствии сделалась предлогом для шуток не только для врагов, но и для самого Гуса. Еще долго после сожжения на костре его противники обменивались шуточками о гусиной печенке. Но это была всего лишь народная этимология. Здешний регион очень старый, еще пред-чешский, причем, во многих слоях. Придание себе фамилии на основе местности означало проникновение в эти слои — следовательно, фамилия "еретика" в чем-то дает отсылку к археологии названий. В названии Гусинец (Husinec) слышны призвуки hus — gus, то есть обозначения болот, как в немецком Hüsede (в прошлом — Husidi) или в голландском Heusden (Husdun). Славянская колонизация наткнулась здесь на субстраты предыдущих языков и поглотила их. Об этом же свидетельствует и здешний человеческий тип, которому приписывается "галльский характер".

Целая плеяда религиозных энтузиастов, рожденных в этом скоромном уголке, изменила чешскую историю. Наряду с Яном Гусом и Яном Непомуценом, это еще известный из битвы под Грюнвальдом Ян Жижка, пробуждающий ужас защитник Правды и гетман из Троцнова, по-немецки Trotzenau, то есть, из Спржецивова. А еще — Петр Хелчицкий с истиной неприменения насилия, вдохновленный провансальским Пьером Вальдо (Waldes), который, в конце концов, стал патриархом умеренных, но крепких верой чешских прото-протестантов. Говорят даже, что сам Вальдо (Waldes), которого заставили покинуть южную Францию, когда ему не удалось убедить ее жить в правде и бедности, сбежал на наш юг. И, вроде как, лежит здесь, втайне захороненный, вслушиваясь в шум чешских (бойских) лесов.

Все эти трое — Жижка, Хелчицкий и Гус — отличаются типичной для данного региона серьезностью и энтузиазмом, а лучше: энтузиазмом, пропитанным серьезностью. Здесь, уж если кто примет какое-нибудь решение — толи на холодную голову, то ли импульсивно — то стремится к тому, что постановил, со всей силой и энергией, пока этого не достигнет или же пока его самого не победят.