Чего стоят крылья - [52]

Вестерхаут. 12 февраля 1963.

Многоуважаемый господин Бронкхорст! Уверен, что мое письмо удивит Вас, но надеюсь, Вы меня простите за беспокойство. Речь идет об одном очень важном деле, которое невозможно изложить в письме. Поэтому я вынужден просить Вас о встрече. Строго конфиденциальные моменты, к которым причастны посторонние лица, заставляют меня просить Вас приехать ко мне в аббатство Вестерхаут. Поверьте, мне в высшей степени неприятно, что я не могу изложить на бумаге причины, которые побудили меня обратиться к Вам. Смею заверить, что Ваше посещение весьма необходимо, в чем Вы сами сможете убедиться. Могу ли в заключение выразить надежду, что мое обращение Вы сохраните в тайне?

Уважающий Вас X, аббат Вестерхаута.

Едва я успел назвать себя, как брат-привратник наградил меня доброжелательной улыбкой. Через лабиринт коридоров с готическими сводами он молча проводил меня в покои аббата. Коренастый старик приветливо встретил меня и крепко пожал руку.

— От всей души приветствую вас, менеер Бронкхорст, — сказал он. Мне понравилось, что в его голосе отсутствовали маслянистые нотки.

— Польщен встречей, — ответил я, смущенный тем, что не знаю, как титуловать своего собеседника.

— Откровенно говоря, я не был уверен, что вы благосклонно отнесетесь к моему приглашению. Я надеялся пробудить хотя бы любопытство. И, пожалуйста, не обижайтесь, если тон моего письма показался вам несколько повелительным.

— Об обиде не может быть и речи. А вот любопытство мое действительно оказалось задето.

— Имя отца Кристиана вам ничего не говорит? — спросил он меня.

Профессиональные интересы сводили меня с несколькими духовными особами, причастными к историческим исследованиям. Но отца Кристиана между ними не было.

— Нет, этого имени я никогда не слышал, — сказал я. — В университете, правда, среди моих сокурсников было несколько священнослужителей, но…

— Нет, среди них искать не стоит…

— Тогда, боюсь, я не смогу быть вам полезен, — пробормотал я. Мне и в самом деле было жаль, что пришлось разочаровать этого приветливого старца.

— Не иначе, вам все это кажется странным, менеер Бронкхорст, — улыбнулся аббат. — А может, вы усматриваете здесь что-то от методов инквизиции? Но такая уж у меня привычка — не торопиться и соблюдать во всем осторожность.

Дело в том, что для брата Кристиана ваш приезд необычайно важен.

Напрасно я напрягал свою память, стараясь вспомнить, числятся ли в рядах ордена траппистов, помимо пивоваров, и пионеры науки.

— Уверены ли вы, что не произошло ошибки? — спросил я. — Память подводит меня не слишком часто, но…

— Не беспокойтесь, менеер Бронкхорст. Я навел необходимые справки. Но ближе к делу. Две недели назад брат Кристиан попросил меня выслушать его исповедь. Он был так взволнован, что я тут же принял его. То, что он мне поведал, было столь ошеломляющим, что я счел своим долгом посоветовать ему как можно скорее обменяться своими мыслями с мирянином.

— Я все никак не уловлю, о чем речь, — ответил я смущенно.

— Самое лучшее, если вы сами с ним побеседуете, — проникновенным голосом заключил аббат.

Он проводил меня в монастырский сад, содержавшийся в образцовом порядке, где прекрасно подготовленные цветочные клумбы ждали прихода весны. Молча указав на аскетическую фигуру в орденском одеянии, он дружелюбно сжал мне локоть и, заговорщицки подмигнув, удалился.

Незнакомец, поглощенный чтением молитвенника, казалось, не замечал ничего вокруг. Красная галька дорожки поскрипывала под моими подошвами. Я смущенно кашлянул. Монах рассеянно поднял голову. Некоторое время он молча смотрел на меня, как бы возвращаясь с высот на землю, и вдруг просиял улыбкой.

— Хелло, Марк, — сказал он бодро, — рад тебя видеть, дружище.

В нашем крепком рукопожатии выразилась вся полнота мужской нежности.

— Джимми, Джимми О'Хара, — бормотал я. — Джимми О'Хара — цел и невредим. Возможно ли это?

— Бог, видимо, этого пожелал, — засмеялся он, его немного близорукие глаза подернулись слезой.

— Так ты стал…

— Теперь я отец Кристиан.

Я, словно посетитель картинной галереи, сделал несколько шагов назад, чтобы лучше рассмотреть его.

— Да, — хрипло пробормотал я. — Ты — отец Кристиан. Но ты — и Джимми О'Хара. Теперь я начинаю понимать, почему выбор аббата пал на меня. Но нет, на самом деле я ничего не понимаю…

— Тебе что, кажется такой странной наша встреча?

— Но ведь минуло семнадцать лет!

— Ты, конечно, растерялся от неожиданности. Но давай сядем, тебе это, как вижу, совершенно необходимо.

Ноги мои действительно подкашивались, колени были как резиновые. Он дружески взял меня под руку и усадил рядом с собой. Этот товарищеский жест подействовал на меня успокаивающе. Перед моим мысленным взором пронеслись кадры в стиле ретро. Антверпен. Осень 1944 года. Бегут разгромленные нацисты. Пришли англичане и канадцы со своими сигаретами и жвачкой. Потом американцы. Воинская часть, в которой я как резервист замещал отозванного коллегу, расквартирована в женском лицее. Мой первый разговор с майором О'Хара. Моложавый, костлявый верзила — и такая обаятельная улыбка! Обветренное, загорелое лицо, волосы ежиком. Ему были поручены поиски спрятанных немцами перед бегством награбленных произведений искусства. Он был археологом. Но на войне в таких тонкостях не разбираются. Итак, во время арденнского наступления и после него он в своем неизменном джипе с лихостью ковбоя объезжал славные своей историей фландрские городки.