Чего стоит Париж? - [137]

Я попросил Ее Величество переговорить со Всеми дворянами, бывшими в тот день подле короля и его братьев. Большая часть из них в момент взрыва либо уже находилась в подземелье, либо спасалась из Лувра иными способами. Скажем, прыгая из окна. Таким образом, в моем распоряжении оказался список из двух десятков мужчин и женщин, находившихся в момент взрыва около места убийства. Все они, в том числе, конечно, и злодей, говорили, что, добравшись до подземного хода, видели Карла IX уже мертвым. В воспоминаниях этой двадцатки царила полная неразбериха, и потому понять, кто же из придворных первым увидел убитым своего монарха, было невозможно. После этого я просил Екатерину Медичи распорядиться, чтобы все выжившие в ночь мятежа придворные, бывшие в Лувре, явились к ней на прием в том самом платье, в котором застал их взрыв. Понятное дело, меня интересовали не все, а только некоторые – те самые двадцать, вернее, шестнадцать, которые теоретически могли поразить Карла IX. Четырех дам я откинул – столь верный удар и такой силы не для женской руки.

– А зачем было нужно являться в том самом платье? – полюбопытствовал я.

– Все очень просто, – пожал плечами д'Аньен. – Когда убийца вытащил кинжал из раны, король начал наваливаться на него, видимо, пытаясь схватить мерзавца за горло. Кровь залила камзол душегуба. Хотя, должно быть, не сильно. Карл упал лицом вниз. Об этом свидетельствует лужа крови, обнаруженная рядом с трупом. Кстати, на вашем доспехе кровь обнаружена только изнутри, что еще раз подтверждает вашу невиновность. Затем Ретюньи – как мы уже знаем, это был он – перевернул тело своего мертвого государя и, вытащив ваш кинжал, вонзил его вместо своего. Но он торопился и потому не учел, что его клинок шире вашего. Так что второй кинжал попросту болтался в ране. К тому же, вследствие того что следующий удар был нанесен второпях, на краю первоначальной Раны появился характерный надрез, невозможный при единственном ударе.

Но оставим это, я говорил о платье. Безусловно, Это был самый странный прием, который когда-либо устраивала вдовствующая королева. И хотя с момента подавления мятежа прошло не больше двух дней, многие придворные уже избавились от порванного и обгоревшего одеяния. Среди тех, кто сделал это, было трое из моих шестнадцати. Как видите, круг поисков значительно сузился.

На последнем этапе мне пришлось прибегнуть к помощи жены.

– Поговаривают, она у вас того, – начал Лис, воздевая руки вверх и завывая по-волчьи.

– О ней рассказывают много всякой всячины, – поморщился Бель Аньен. – И все же она весьма милая женщина – само очарование. Правда, любимая ученица Козимо Руджиери. Но нельзя же судить плохо о даме из-за ее пристрастия к науке. Так вот, Екатерина выставила в ряд всех тех дворян, которых мы отобрали на первом этапе, и моя супруга пошла мимо испытуемых шестнадцати с маленькими серебряными бокальчиками, требуя у каждого плюнуть в один из них. А перед тем она поведала королеве, но так, чтобы это слышали дожидавшиеся приема придворные, что слюна цареубийцы содержит в себе особый яд, который со временем заставляет того умирать в страшных муках. Когда очередь плевать в бокальчик дошла до Ретюньи, он не смог этого сделать – от страха у него попросту пересохло в горле.

– Тогда почему Черная Вдова не приказала схватить убийцу сына? – спросил я, не на шутку заинтригованный столь элегантным следствием.

– Зачем? Его вина сама убила его.

– То есть? – недоуменно спросил я.

– Все просто, – чуть печально улыбнулся Бель Аньен. – Барон де Ретюньи был весьма внушаемым человеком. Иначе те, кто подвиг его на столь дерзкое злодеяние, не смогли бы добиться своего. Узнав, что его слюна ядовита, несчастный так убедил себя в этом, что невольно дал приказ собственному организму вырабатывать трупный яд. Прибавить к этому волнение, которое он переживал. Вот и все. Его никто не убивал. Он сам расправился с собой. Ладно. – Сыщик широко улыбнулся и перегрузил золото в висевший на поясе кошель. – Заболтался я тут с вами. Мне еще единорога ловить надо. А вам – три лье отсюда на север. Сами увидите. Башня на холме в Сомрском лесу.

* * *

Три лье – небольшая дистанция для всадника, хотя движение по лесу не сравнить с ездой по дороге, но все же еще до заката мы были на месте. На подъезде к старой башне я обнаружил следы древней засеки, давным-давно уже заросшей высоким лесом. Судя по этим следам, остатки укрепления, избранные престарелым магом для своего убежища, некогда служили передовой позицией обороны Сент-Омона. Стоящая на холме над высоким обрывистым берегом затянутой тиной речушки – то ли старицы Марны, то ли какого-то весьма обленившегося ее притока, – она в прежние времена контролировала водный путь из владений воинственных герцогов Бургундских в пределы Барруа. Однако теперь косуля перескакивала русло некогда судоходной реки, едва замочив копыта, и потому всеми забытая каменная руина оставалась доживать свой век, служа пристанищем для крыс и охочих до них филинов. Как и утверждал Бель Аньен, это мрачное строение не производило впечатления жилого, и, честно говоря, проверять наличие в нем разумных существ отчего-то отнюдь не хотелось. Но выбора не было. Обнажив шпагу и попросив Лиса прикрывать мне спину, я направился через запущенный, поросший кустами резеды двор к приоткрытой двери, много лет назад, должно быть, оставленной в таком положении и за эти годы под влиянием дождя, снега и палящего солнца пришедшую в полную ветхость. Я попытался открыть ее, однако нижняя оконечность двери уже на пару дюймов вросла в землю, и стоило мне попробовать дернуть посильнее, как толстая доска без видимых усилий переломилась, демонстрируя свою сгнившую, изъеденную древоточцем внутренность.