Чечня рядом. Война глазами женщины - [16]

Солдаты из комендантской роты, сопровождающие меня, спрашивают, когда закончится война.

– Надоело, хочется домой, – говорит солдат Андрей Алексеев. – Здесь даже есть нечего: одна сечка да заплесневелый хлеб… После той засады на пермяков мы думали, нас домой отправят, но и мы остались, и пермский ОМОН стоит здесь же.

Из Ведено месяц назад вывели четыре полка, которые освобождали село, и теперь здесь остались комендантская рота, временный отдел внутренних дел да небольшие группы десанта на сопках.

– Местных ополченцев и то больше, чем нас, не говоря уже о боевиках, – говорят комендантские.

Ополченцами здесь называют бойцов отдельного горнострелкового батальона, сформированного по приказу Игоря Сергеева и подчиняющегося непосредственно Минобороны. Лидером батальона считается московский бизнесмен Супьян Тарамов, говорящий, что пришел защищать родное село от боевиков. Батальон получил от Минобороны оружие, «Уралы», а бойцам пообещали не только зарплату, но и «боевые».

Как Тарамову удалось переплюнуть самого Бислана Гантамирова, объяснил комендант Веденского района Иван Васильев:

– Вообще-то это самый сложный район в Чечне. Здесь каждый день минируют дороги, устраивают засады, обстреливают вертолеты. Но когда мы привлекли к сопровождению наших колонн чеченцев, и обстрелов стало меньше, и минирований. В своих-то стрелять никто не хочет. Потому – у них кровная месть.

В горнострелковом батальоне 560 человек. Примерно половина из них в прошлую войну были на стороне Басаева.

– В этот раз отказались воевать, – говорит командир батальона Беслан Загаев. – Устали, да и смысла нет. Но в Ведено по крайней мере 40 семей поддерживают Шамиля.

Загаев уверен, что Басаев жив:

– Я знаю точно, и здесь это знают все.

В Ведено мне удалось встретиться с родственником Басаева. Ибрагим говорит, что они из одного рода – Белгатой. В прошлую кампанию были вместе, теперь по разные стороны. Врагами друг друга не считают.

– Пусть Шамиль воюет, – говорит Ибрагим, – а я своих друзей терять больше не хочу. Но федералы сами провоцируют нас. Вчера моих родственников забрали какие-то военные. Погрузили в вертолет и увезли. Где они, не знаю. Неделю назад во время артобстрела погибли четверо из роты Загаева. А недавно ко мне во двор залетела ракета. Наверное, они хотят, чтобы и мы ушли в горы.

Обстрелы вызывают панику у местных. Но федералы попадают в село случайно. Артиллерия обстреливает с одной сопки другую, где могут быть боевики. Некоторые снаряды не долетают до цели и попадают в расположенное между сопками Ведено.

Здание комендатуры находится в крепости, построенной еще в XIX веке для защиты от нападений имама Шамиля. Правда, первоначальный вид сохранил только каменный забор. Остальное достраивалось уже в середине этого века. Эта крепость для местных тоже символична. Мужчина на площади перед комендатурой говорит:

– Тогда прятались от Шамиля и теперь прячутся от Шамиля, только от другого.

Комендант Васильев уверяет меня, что военные ни от кого не прячутся:

– У нас достаточно сил, чтобы сдерживать боевиков и охранять район.

Видимо, чтобы доказать это, комендант везет меня к дому Басаева, точнее, к месту, где был его дом.

Огромный дворец из итальянского кирпича еще два месяца назад красовался здесь, не тронутый ни ракетами, ни снарядами федералов. Сейчас на его месте груды битого кирпича и бетона.

После освобождения села в доме Басаева разместилась комендатура. А когда сюда привезли первых журналистов, кто-то обстрелял дом из автомата. Раненый солдат из комендантской роты умер прямо в вертолете, который забрал из Ведено репортеров. После этого, то ли в отместку, то ли просто для того, чтобы уничтожить «символ прежней власти», дом Басаева взорвали тротилом.

Зато в Ведено сохранился дом «черного араба» Хаттаба, который, как выяснилось из разговоров с местными жителями, не пользуется здесь особой поддержкой. Его жилье уже занял местный «авторитет» Ваха Разуев, разъезжающий на темно-синем джипе.

Разуев полчаса доказывал, что не боится Хаттаба и, если тот вернется, разберется с ним:

– Эти арабы – не наши. Их никто сюда не звал. Они пришли сами, понастроили здесь дома на лучших участках, спровоцировали войну и, когда здесь стали бомбить федералы, ушли на свои горные базы. За что я должен их поддерживать?

За домом Хаттаба большая равнина. Местные жители когда-то сеяли здесь пшеницу. Теперь здесь пастбище. Двое седых стариков, опираясь на посохи, сетуют на то, что люди останутся без хлеба. Пасти коров на склонах им запрещают федералы, опасающиеся, что за стадом к позициям могут подойти боевики:

– Вот и пасем скот прямо здесь, а сеять негде.

В глазах пастухов какая-то отрешенность, то ли от старости, то ли от сознания обреченности.

– Красивая земля, – говорит один из них, – но такая несчастная.

20.06.2000. Тетя Люба

За полгода, проведенные в Чечне, мне не раз приходилось сталкиваться с людьми, судьба которых, или, точнее, благосостояние, так или иначе зависели от войны.

Военные, продающие водку, или свои камуфляжи, или новую обувь, только что полученную со склада, или оружие. Чеченцы, занимающиеся частным извозом. Один такой всегда у меня на примете: если нужно попасть туда, куда военным доступ ограничен, нахожу своего знакомого «таксиста»: доставит в любую точку Чечни. Правда, и плата будет немалой.