Чеченский рецидив. Записки командующего - [63]

12 апреля в Шали был убит лидер общественно-политического движения «Адамалла» («Человечность») Шавал Дениев.

14 апреля в Грозном убит первый заместитель прокурора города Владимир Мороз и ранен старший помощник прокурора Касум Дженоралиев.

16 апреля на участке дороги Аллерой-Довлетби-Хутор произошло покушение на сотрудников администрации населенного пункта Аллерой, в результате пять человек получили ранения различной тяжести.

8 апреля в селении Кулары Грозненского (сельского) района группой боевиков был открыт огонь по местным жителям. Шесть человек погибло и пятеро ранены. Среди погибших — сотрудница местной администрации и участковый милиционер.

«Пахарь войны» Михаил Лабунец

Штрихи к портрету

Я слышал об этом генерале еще в первую чеченскую кампанию и даже мельком видел, но до знакомства тогда дело не дошло.

Познакомились мы с ним в 1997 году, когда я был назначен заместителем командующего войсками СКВО и переехал из Владикавказа в Ростов-на-Дону. А Михаил Иванович уже тогда возглавлял Северо-Кавказский округ внутренних войск.

Впрочем, и после 1997 года мы почти не общались — так, встречались на каких-либо мероприятиях в официальной обстановке. А разве в подобных ситуациях можно узнать человека? Ведь на всех, как правило, в таких случаях как бы надета эдакая маска, за которой настоящего лица не разглядеть.

И вот наступил жаркий август 1999 года, когда незаконные вооруженные формирования под руководством Хаттаба и Басаева вторглись в Дагестан. А затем пришел и «горячий» сентябрь, когда началась операция по ликвидации бандитского анклава в Кадарской зоне, где в нескольких населенных пунктах возникла неподконтрольная федеральным и республиканским властям зона — самопровозглашенное ваххабитское «государство» со своей «армией».

Меня, по воле сложившихся тогда обстоятельств (об этом я очень подробно написал в главе «Кадарская зона» в книге «Моя война»), назначили руководителем этой операции, а моим заместителем по внутренним войскам стал Михаил Иванович Лабунец.

Не скрою, я тогда немного запереживал: как сложатся наши с ним отношения? Ведь не секрет, что между начальниками из разных ведомств, чьи силы и средства действуют совместно в одном деле, часто возникают трения. Тем более в таких обстоятельствах, как тогда — в сентябре 1999 года.

Напомню, что я в тот момент был генерал-лейте-нантом, заместителем командующего войсками СКВО, а Михаил Иванович — генерал-полковником, командующим Северо-Кавказским округом внутренних войск. Кроме того, по замыслу операции почти всю «черную работу» (то есть взятие штурмом сел Карамахи и Чабанмахи с их мощными укреплениями и солидным гарнизоном) предстояло выполнить именно подразделениям и частям внутренних войск. Конечно, армейцы в лице артиллеристов, авиаторов, танкистов, десантников тоже были задействованы в операции, однако «внутренникам» досталось самое ответственное и опасное дело.

В итоге что получалось: я, двухзвездный генерал (по штатной должности — второе лицо в своем округе), должен был командовать трехзвездным генералом, который к тому же «по штату» (пусть даже в другом ведомстве) возглавлял округ. Уже в самом этом штатно-должностном раскладе вроде бы должна была скрываться «мина» будущих разногласий. Она могла взорваться, то есть привести рано или поздно к конфликтной ситуации. И я даже заранее настроился на это, внутренне собрался, чтобы быть морально готовым ко всяким межличностным трениям.

Однако худшие мои опасения не подтвердились. Мало того, еще в первые дни операции (уже на стадии разработки и утверждения планов) я понял, что Лабунец страшно далек от чиновничье-генеральского чванства. Ему и в голову не приходило не только оспаривать первенство при принятии решений, но даже сама мысль о «несправедливом распределении ролей» не возникала. Мы с первых минут нашли общий язык, и взаимопонимание, в самом широком и глубоком смысле, не оставляло нас на протяжении всех дней боев в Кадарской зоне. Впрочем, и во все последующие месяцы и годы совместной работы.

Естественно, что мы сблизились духовно в том «горячем» сентябре 1999-го, даже сдружились. Помню, были минуты, когда я незаметно для Лабунца наблюдал за ним. Выглядел он живописно: в перепачканном землей камуфляже стоял в окопе и, уперевшись локтями в бруствер, пристально вглядывался через бинокль в склоны гор, по которым наступали «его люди»; на щеках и подбородке — седая трехдневная щетина (даже побриться было некогда из-за горячки боя), глаза — красные от недосыпания и усталости, голос — охрипший от непрерывных докладов и команд; радиостанция в его мощной руке, казалось, раскалилась от длительной работы… Тот, кто видел Лабунца в такие минуты, не мог не залюбоваться им — настоящим боевым генералом, далеким от паркетной суеты высоких штабов.

К тому же Михаил Иванович сам по себе очень «фактурный мужик» — высокий, поджарый, без единого намека на живот (который, увы, для многих людей нашего возраста — непременный атрибут фигуры), лицо аскетическое, огрубевшее от солнца и ветра, волосы — «перец с солью» (а теперь, по прошествии нескольких лет, уже и вовсе седые)… Будь моя воля и распорядись судьба иначе, я бы как кинорежиссер снимал бы его в ролях великих полководцев истории. Лучшего типажа не найти. Как трудно себе представить в роли Георгия Жукова кого-либо другого, кроме Михаила Ульянова, так для меня Дмитрий Донской или великие князья Киевской Руси Олег и Святослав и иже с ними должны были бы внешне (да и внутренне) выглядеть, как Михаил Иванович. Видимо, сама судьба, профессия (а значит, высокая ответственность и тяжелейшие испытания) формируют не только внутренний мир человека, но и в значительной мере отражаются и на его внешности. Не зря ведь в обиходе закрепились устойчивые словосочетания, образы — «волевой подбородок», «орлиный взор», «жесткая линия рта» и т. п.