Чеченский народ в Российской империи. Адаптационный период - [209]

Гюльденштедт и Клапрот зафиксировали чеченский лексический материал на основе европейской транскрипции. В середине XIX века одним из краеведов был создан словарь чеченского языка, в котором присутствовали слова от «а» до «я» и отдельно были выделены местоимения, наречия и частицы. Причём числительные, для осуществления сравнительных характеристик, были представлены в разных вариантах: чеченском русском, кумыцком, лезгинском и черкесском.[2244]

Более или менее организованный план создания горских алфавитов на европейской основе мы констатируем лишь в 50–60 годах XIX века, в работах Шифнера на основе латинских начертаний (1856 г.) и Услара — на основе русских букв (1862)[2245].

Летом 1862 года П.К. Услар получил командировку в Грозный, где принялся за изучение чеченского языка. А уже в 1863 году литографированные монографии «Чеченский язык» и «Абхазский язык» были представлены в Академию наук академиком Шифнером и удостоены Демидовской премии. Капитальный труд П.К. Услара о чеченском языке лёг в основу чеченских букварей, составителями которых стали Кеди Досов и Таштемир Эльдерханов. В начале 1862 года П.К. Услар просил Главный Штаб Кавказской Армии прислать в Тифлис двух чеченцев, по возможности знакомых с русской грамотой. «В марте того же года, — пишет М.Р. Завадский в предисловии к грамматике чеченского языка П.К. Услара, — прибыли в Тифлис прапорщик милиции Кеди Досов и мулла Янгулбай Хасанов и приступили к изучению чеченского языка. Занятия эти вскоре были перенесены в Чечню, где в укреплении Грозном П.Услар открыл в июне того же года временную школу. Около 25 молодых чеченцев, избранных Усларом из числа муталимов, при содействии Кеди Досова и Янгулбая Хасанова, за несколько недель были обучены новой чеченской грамоте». Мулла Янгулбай учил муталимов читать по — чеченски, а два русских писаря учили писать. По словам законоучителя Грозненской горской школы Идика Исмаилова, ученики даже составили стихотворение, в котором благодарили Бога и правительство за то, что им даровали письменность. П.К. Услар называл Кеди Досова, Янгулбая Хасанова и муталимов своими «чеченскими сотрудниками», с уважением отзывался о них[2246].

Беляев, будучи в плену у чеченцев в 1847 году, провёл научную работу по изучению чеченского языка. Он зафиксировал числительные — до 1 млн. и тысячи тысяч, а также составил небольшой словарь русских выражений, переведённых на чеченский язык[2247].

Суровый Шамиль сто пятьдесят лет назад говорил о своём знании языков: «Кроме арабского я знаю три языка: аварский, кумыкский и чеченский. С аварским я иду в бой, на кумыкском изъясняюсь с женщинами, а на чеченском шучу»[2248].

В августе месяце 1856 года должна была состояться коронация Александра I. 20 июня 1856 года командующий Левым флангом Кавказской линии генерал-майор Евдокимов подал рапорт Козловскому, в котором рекомендовал назначить к отправляемым в Москву, на церемонию, кавказским депутатам переводчиком капитана Арцу Чермоева. Евдокимов дал Чермоеву прекрасную характеристику, написав о том, что знает его лично, что Арцу Чермоев, кроме чеченского, знаком ещё с кумыкским и осетинским языками, хорошо владеет русским языком. Это было немаловажно, т. к. представители разных кавказских народов без переводчика не могли общаться даже между собой[2249].

В чеченском языке обнаруживались специфические диалектные (терские) русские формы, усвоение которых осуществлялось при контактах с русским населением Притерской полосы. Также было характерно и обратное языковое влияние. В дореволюционных лексических материалах по терским русским говорам фиксировались вайнахские (чеченские и ингушские) слова. Со временем русский язык выступил в роли государственного, стал активно вытеснять арабский, сведя область его использования только к религиозной сфере, фактически перекрыв ему дорогу в просвещение и печать. В ходе интеграционных процессов знание русского языка стало жизненно необходимо для местного населения, так как он стал выполнять функции хозяйственно-экономического общения различных народов, он являлся языком, знание которого было необходимо для успешной деятельности в системах внутри российского рынка, образования, управления и в других областях. Выполнение русским языком нескольких функций одновременно — носителя русской культуры, официального языка государства и средства межнационального общения — несло в себе как положительный, так и отрицательный заряд, так как придавало культуре официальный характер и воспринималось как средство политики русификации и ограничения «инородных» культур. Однако, то отличительное свойство русской культуры — извечное стремление к социальной справедливости и идеалам просвещения, приверженность принципам гуманизма, высокая духовность — неизменно притягивало к себе людей вне зависимости от национальных или религиозных различий[2250].

К середине XIX века российская администрация уже имела огромный опыт в области как органичного распространения русского языка, так и насильственной русификации народов других языковых культур посредством института колониального управления. В силу проводимой государственной политики процесс обрусения на Северном Кавказе продвигался довольно быстрыми темпами. Энергичные меры, принимаемые начальником Терской области, до такой степени содействовали этому движению, что к концу 60-х годов XIX века не только в Кабарде и Осетии, но и в обширной и многочисленной Чечне не было ни одного села, где не нашлось бы и нескольких человек, говорящих на русском языке, пусть даже и пару слов. М.Т. Лорис-Меликов уже был уверен в возможно скорой отмене переписки, ведущейся на арабском языке