Чеченский народ в Российской империи. Адаптационный период - [104]

Однако нередко мусульмане приходили в негодование из-за нарушений государством своих же законодательных норм по отношению к инородцам, что, зачастую приводило к столкновениям и восстаниям. В правовой цивилизованной стране, какой была Российская империя, субъектом правонарушения могло быть и само государство, его органы, например, когда отстаивались нормы международного права при корректировке спорных внешних границ; или при издании правовых актов, касающихся, например, внутренних межей при сословном и этническом размежевании (при оформлении межевых планов для казачьих войск Российской империи, горских земель)[963]. В русском законодательстве на эти случаи было принято правило безответственности юридических лиц[964]. Во всех тех случаях, где незаконное распоряжение состоялось без нарушения со стороны должностных лиц их служебного долга, а следовательно без всякой вины с их стороны, уголовная ответственность отсутствовала. Незаконное действие признавалось при таких условиях совершённым учреждением, а оно не подлежало преследованию в уголовном плане. В отношении юридических лиц, незаконное распоряжение признавалось действием учреждения и гражданский иск допускался. Здесь или само учреждение могло быть признано отдельным юридическим лицом и как таковое явиться граждански ответственным за свои действия, нарушающим чужие права, или же учреждение признавалось органом государства, также являющимся в сфере гражданских отношений самостоятельным субъектом. Тогда ответчиком по гражданскому иску по поводу незаконного распоряжения являлось целое государство, как объект гражданских прав[965].

Нередко обществу или отдельным его гражданам только казалось, что государство нарушает по отношению к ним законодательство, хотя на самом деле этого не происходило. Дело в том, что ущемление гражданских прав рассматривалось исцами через призму Сборника законов Российской империи, а ведь помимо него на территории государства действовала масса подзаконных актов, нередко прямо противоречащих основному законодательству. Режим особого правового поля существовал на Северном Кавказе, в условиях военно — народного управления, где многие указы были засекречены, о существовании других знали лишь некоторые должностные лица.

Кавказский наместник мог «…в тех случаях, когда в указах Сената в отношении общих по государству мер, предписанных порядком законодательным или исполнительным, не будет сказано, что они распространяются на Закавказье и те части Кубанской и Терской областей, которые заняты туземным населением, в течении 2-х месяцев с получения указа сообщить надлежащему министру о неудобстве его применения в указанной местности»[966]. В русской юридической науке второй половины

XIX века появились представления о необходимости различать закон в формальном и материальном смысле, из чего следовало, что правительственные указы тоже могут устанавливать юридические нормы. Согласно ст.53 Основных законов, в Российской империи законы могли издаваться в форме манифестов, указов, мнений Гос. совета и докладов, удостоенных Высочайшим утверждением, а излагались, в зависимости от содержания, в форме уложений, уставов, грамот, положений, наказов (инструкций)[967]. Формально законы, как первичные нормативные акты, имели высшую юридическую силу. Все остальные подзаконные правовые акты исходили из законов и не должны были им противоречить; они не нуждались в утверждении другими органами, их могли отменить только органы, их издавшие. Законы Российской империи принимались высшими органами государственной власти — императором, правительством, Сенатом, Гос. советом[968].

Летом 1862 года произошло новое разделение Терской области в военном и административном отношениях. Были учреждены правила как для выбора членов народных судов, так и для всего судопроизводства[969]. Царские власти щедро финансировали административные полицейские и судебные учреждения, охранявшие интересы метрополии и местных господствующих классов. Проект образования нового суда был составлен начальником Терской области. В соответствии с 1-й статьёй высочайше утверждённых 29 сентября 1862 года основных положений о преобразовании судебной части, судебная власть должна была быть отделена от власти административной, и, следовательно, ни начальник области, ни аульный старшина не могли подвергать кого бы то ни было взысканиям и наказаниям, так как это право отдавалось только судебной власти[970]. Главный народный суд в Терской области состоял из почётных лиц. Председательство в нём поручалось особому лицу, выбранному начальником области, с утверждением его на этой должности Главнокомандующим Кавказской армии. Решения Главного народного суда принимались большинством голосов и передавались на утверждение начальнику области[971]. В ходе применения данного закона на практике выяснились его существенные недостатки. Председатель горского словесного суда, обычно строевой офицер, был не подготовлен к судейской деятельности, и всё возвращалось к начальнику области, не стеснённому в своей военной и административной власти никакими нормами процессуального или материального права. По военно — уголовным законам горцев судили в комиссиях военного суда, учреждённых при разных частях войск. Полицейские и судебные функции были соединены в военно-уголовном законодательстве. В комиссиях военного суда горцев судили за: