Чеченский капкан - [12]

Все западные районы были под контролем Лабазанова. Он пользовался авторитетом у старейшин и у местных поселковых советов, всюду находил поддержку, поскольку защищал от грабежей. Там, где был Лабазанов, беспредела не было.

С самого начала войны, когда оппозиция наступала на Грозный, Лабазанов вместе с другими отрядами оппозиции вошел в город. Грозный захватили за три часа почти без потерь. Но потом почему-то все ушли, остался лишь один Лабазанов. Его просто бросили в городе одного. Он понял, что его предали. Когда в Грозном снова начались в бои, он уже не пошел со всеми. Новой подставки он не хотел, но и к Дудаеву не вернулся.

Лабазанов создал свое княжество. Когда шли бои и было много потерь у оппозиции, Лабазанов тратил средства на гуманитарную помощь, на закупку БТРов. Он находил средства для крестов на могилы русских солдат, на захоронение останков погибших. Когда к нему приезжали с разговорами, как делить власть, он отвечал, что не хочет ничего делить пока идет война. А с Дудаевым он хотел рассчитаться за брата, которому отрезали голову.

Лабазанов — тип романтического, но в то же время и предельно практичного криминального авторитета. Обычный криминальный авторитет в условиях войны и кровной мести не продержался бы в Чечне и недели. А Лабазанов охранял свою территорию так, что в те села, которые он контролировал, боевики не совались.

Лабазанов был известен тем, что у него был отряд из матерых преступников, которые ничего не боялись. Если Лабазанов говорил, что он завалит кого-то, то он заваливал не щадя, лично ставя точку выстрелом в затылок. Все знали, что если он что-то сказал, он сделает.

Мне рассказали такой случай. Как-то пропал один чеченец. На какой-то дороге нашли его ботинки и кровь. Следы привели к Лабазанову. Он сказал, что разберется. Вызвал он к себе одного “хлопчика” и спросил: “Это ты сделал?” Тот признался, что сделал это по беспределу. Лабазанов застрелил убийцу, отдал труп убийцы родственникам, а родственникам убитого сказал, что прекратил кровную месть. Он был суров, порой жесток, но справедлив.

Лабазанов стремился к тому, чтобы средства, поступающие из Москвы не уходили на сторону. Может быть он хотел подмять под себя те структуры, которые кормили Дудаева, но он не тратил бы эти деньги на войну с Россией. Тем более, что он деньги для себя никогда не выбивал.

Степашин подтягивал его на свою сторону — прилетел и вручил ему погоны полковника ФСБ. Но он не продался ФСБ, а помогал в борьбе с Дудаевым. Не в войне со своим народом, а именно в войне с Дудаевым, с “фанатами”.

Когда девять человек во главе с Лабазановым контролировали свою территорию, из-за перевала не прозвучало ни одного выстрела по федеральным колоннам. Когда Лабазанова не стало, дорога начала обстреливаться.

Лабазанова убил смертник, который проник в его дом под видом родственника и умудрился вогнать пулю между пластин бронежилета, который был на Лабазанове. Охрана Лабазанова тут же завалила его. (Тоже загадка, почему не оставили в живых и не выяснили откуда взялся этот “родственник”.)

Место Лабазанова занял некто Вазид, который начал творить беспредел, и родному брату пришлось застрелить его, чтобы прекратить кровную месть. Сейчас его место занял еще кто-то, но это уже не важно.

Лабазанов многим мешал. В МВД Чечни говорили, что при звучании его фамилии Дудаеву становилось плохо. У него в отряде больше пятнадцати человек никогда не было, но это были ребята, которые были способны на все.

Для России он был очень нужным человеком — трезвым, нормальным политиком. О не пил, не курил, дружил с головой. Раньше он сидел в тюрьме, но разобрался что к чему в этой жизни.

Скольких он беженцев приютил, скольким русским солдатам кресты поставил!

ЖИВОДЕРНЯ ДЛЯ РУССКИХ

Дудаевский режим с самого начала носил подчеркнуто антирусский характер.

На русских с самого момента прихода Дудаева к власти оказывалось мощное психологическое воздействие. Средства массовой информации приобрели откровенно русофобский характер. Звереющие от хозяйственного бедствия чеченцы предпочитали вспоминать сталинскую депортацию и свалить все свои беды именно на русских.

Предвестием физического уничтожения русских стало издание русофобской литературы, прямые оскорбления русских с правительственных трибун, осквернение русских кладбищ и, наконец, перерегистрация “иноязычного населения” 10 января 1992 г. Те, кто не успевал пройти перерегистрацию, объявлялись террористами. В августе 1992 г. самозваный чеченский парламент принял решение о выселении лиц “некоренной национальности” из ряда районов поселка Черноречье.

До “демократической революции” население Чечни (уже без Ингушетии) было около 850 тыс. человек, а русские составляли 30 % населения. В конце 1991- начале 1992 года собирались выехать из Чечни около 37 % русских, что было явной аномалией даже по сравнению с воюющим Таджикистаном. Безнаказанный террор заставил русских, бросая имущество, бежать из Чечни. До введения федеральный войск дудаевский режим вынудил к выезду около 250–300 тыс. человек. (По другим данным за три года дудаевским режимом было изгнано из Чечни 350 тыс. и убито 45 тыс. русских.)