Чеченский излом. Дневники и воспоминания - [25]

Это лишь один из эпизодов, иллюстрирующий существенные изменения в общей картине операции. Ценой больших усилий к концу декабря удалось выправить положение, даже перехватить инициативу. Организованная боевиками оборона населенных пунктов на Грозненском и Назранском направлениях заставила федеральные войска несколько изменить тактику: не занимать их с боями, а просто обходить. В результате тяжелых боев были заняты господствующие высоты и надежно прикрыты коммуникации с севера, запада и востока от чеченской столицы. Войска, не дожидаясь поддержки авиации (она не могла действовать из-за сложных метеоусловий), вышли в назначенные районы и почти полностью блокировали Грозный. Город оставался открытым только с юга. И этот успех — в значительной степени заслуга нового руководства. Назначив Квашнина командующим Объединенной группировкой войск, министр обороны «попал в яблочко». Свое решение впоследствии он объяснял так (приведу текст из газетной публикации):

«Открыто с самого начала против ввода войск выступал только Борис Громов, но и он не подавал в отставку до поры до времени, выжидал.

Еще до ввода войск руководить операцией я назначил командующего войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-полковника Митюхина Алексея Николаевича. А сам его подстраховывал. Но Митюхин, когда под станицей Слепцовской началась стрельба, запаниковал. Начал орать на подчиненных, растерялся. Я пробовал успокоить — не вышло. Потом позвонил ему: ты, говорю, видимо, «заболел», садись на вертолет и лети в Ростов.

Сам начал командовать. Но ведь я не мог, бросив все, заниматься только Чечней. Приглашаю первого заместителя командующего сухопутными войсками генерала Воробьева. В Моздоке он отвечал за подготовку частей к боям. На совещаниях в штабе всегда четко и очень толково делал доклады: товарищ министр, такие-то части готовы идти в наступление, такие-то еще готовятся… Он и сейчас в Государственной думе хочет выглядеть этаким бравым генералом — все знает, все умеет… Я объяснил ситуацию: Эдуард Аркадьевич, Митюхин заболел, сам бог велит вам возглавить операцию. И тут мой дорогой генерал Воробьев, сильно покраснев и помолчав секунд 15–20, вдруг заявил: командовать отказываюсь. Как так? Я вам приказываю! А он: войска не подготовлены. Как это? Почему раньше молчали? Вот ваши доклады, вы отвечали за подготовку. Значит, вы меня обманывали? Вы знаете, чем это грозит? 15 лет или расстрел… Как хотите, отвечает, так и оценивайте, командовать не буду. В общем, отправил его в Москву, пригрозив судом. Он щелкнул каблуками.

В Москве я обо всем доложил Ельцину, даже сказал, что Воробьева надо судить. Б. Н. попросил подобрать руководителя операции. Генерал Кондратьев мне сразу сказал, что с него хватит октября 93-го года, не выдержит — больной. Миронову даже не предлагал — больной, еще в Афганистане сердце надорвал. Громов отказался, объяснил, что всегда выступал против ввода войск в Чечню, и тут же выразил готовность написать рапорт об отставке. Больше замов у меня не было… В мирное время все хорошие, умные, смелые, а когда начались боевые действия — в кусты. Такое бывает и у генералов».

То, о чем спустя годы рассказал Павел Сергеевич, и тогда уже живо обсуждали в войсках группировки, правда с оглядкой. А ведь наверняка командиры высокого ранга имели свое мнение, в том числе и относительно отстранения генерала Митюхина и назначения Квашнина. Но слухи слухами, а дела делами.

Не хотелось бы осуждать, критиковать тех или иных политиков, многозвездных генералов за просчеты, ошибки, но некоторых оценок и характеристик не избежать. Ибо, как человек военный, не могу, например, смириться с таким явлением, когда некоторые военачальники отказывались под любым предлогом выполнять приказ. Горько признавать это, но далеко не все показали на той войне высокий профессионализм, командирские качества, не все генералы смогли (или захотели) взвалить на себя бремя ответственности. И за все это пришлось дорого расплачиваться.

Павел Грачев. Штрихи к портрету

Кто бы что сегодня ни говорил о Грачеве, я думаю, уже за одно только смелое решение поставить командующим ОГВ Квашнина министр обороны достоин признательности. Ведь речь идет не просто о росчерке пера под приказом. Такая кадровая рокировка — шаг трудный, за ним знание ситуации и людей, способных управлять данной ситуацией. Не будем забывать, что новое кадровое назначение последовало уже через девять (!) дней после начала операции. Если бы тянул, сомневался, крови наших солдат пролилось бы несравнимо больше.

Я встречался с Грачевым несколько раз. И в Моздоке, и непосредственно в Чечне. Дважды — в декабре 1994 года и в феврале 95-го — докладывал ему свои соображения по той или иной операции. Помню, в грозненском аэропорту «Северный» он внимательно выслушал меня, задал несколько вопросов и утвердил мой план как командующего Южной группировкой войск. Просил беречь людей, не допускать напрасных потерь.

Мне импонировали его простота в отношениях, открытость с подчиненными. В отличие, скажем, от бывшего министра обороны СССР маршала Д. Язова, который хоть и пользовался уважением в войсках (его опыт, фронтовые заслуги были неоспоримы), но был суров и недоступен. И это вызывало у офицеров элементарное чувство страха. К чему министру обороны оцепенение подчиненных? В армии субординация предполагает авторитет должности и погон независимо от личных качеств их носителя. Стоит ли усиливать эффект внешних атрибутов власти еще и личной суровостью, а то и грубостью?