Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - [61]
— Праснулись уже? — раздался вкрадчивый голос. Сулейман, вытирая руки полотенцем, вышел из-за дома.
Фланелевая рубашка и брюки тёплых тонов завершали образ доброго дедушки.
— Доброе утро, Сулейман! — сердечно поприветствовал хозяина Рябинин.
Костя тоже пожал протянутую руку.
— Сэрёжа, давай обгаварим как дэйствовать будэм… — присаживаясь за стол, Сулейман разложил перед собой полотенце.
Катаев деликатно смахнул со столешницы свой автомат.
— Слушаем тебя, Сулейман, — Рябинин сел напротив чеченца.
— Мы часа черэз палтара уедэм. Я буду на «шэстёрке», Али за мной на «Нивэ» — Сулейман говорил медленно и негромко, заставляя вслушиваться, — через час можэте после нас выехать… Там на паваротэ на Шали, гыде старая дарога, знаешь, киломэтра черэз три заправка будэт нэдэйствующая, старая… Жыдите нас там… Всё если нармально, туда падъедэм и рэбятишек падвэзём… — вздохнув, закончил Сулейман.
— Часов на десять ориентируемся, так? — краем глаза посмотрев на часы, уточнил Костя.
— Ну, точна гаварить нэ буду… С этого врэмэни можна ажидать… — посредник вышел из-за стола — Умывайтэсь пака, вон, в саду рукамойник… Жэнщины чай прынэсут… — он повесил полотенце на шею, — я пака в дом пайду, пасматрю там… — не закончив, Сулейман ушёл с арены переговоров. Посмотрев в его удаляющуюся спину, Рябинин негромко произнёс:
— Напрягается что-то старый… По ходу Турпал с Саламбеком здесь до сих пор…
— Проблемы думаешь? — тревожно вскинулся на него Катаев.
— Хрен знает… Может люди там тревожные… Может по деньгам что-то недорешал…
— Нас-то не побородит?
— Нас-то? — Серёга усмехнулся. — Вряд ли… Зачем убивать, хех, курицу, которая несёт золотые яйца. Ладно, пойдём, жала умоем.
Чуть позже, к уже заканчивающим туалет Косте и Сергею, присоединились вылезшие из анабиоза Долгов и Бескудников.
— Разбудить меня не могли?! Диверсанты, а? — плеснув водой, с напускным наездом, спросил Бескудникова Костя, — всю службу просрали…
— Тебя разбудить не смогли, — нагло врал, оправдываясь тот, — хочешь у Али спроси… Или у Сани… Скажи ему, Саш…
— Не помню, — буркнул похмельный Долгов, переминаясь с ноги на ногу в очереди к умывальнику.
Весело переругиваясь и брызгая друг на друга водой, опера не заметили как на столе оказался завтрак — чай, молоко, лаваш, сыр, яйца, зелень. Сервис в доме Сулеймана точно был пятизвёздочный. За завтраком обсудили возможные нюансы предстоящей операции. Рябинин по рации вышел на связь с «Визирём», подтвердив штатность ситуации и соориентировав по времени. О месте встречи договорились ещё вчера — Джалкинский блокпост.
Бес раз или два порывался сходить в коттедж, попросить пива для опохмелки, но был одёрнут сердито зашипевшим Рябининым.
Когда третий чайник подходил к концу, появился Али, побритый, но относительно свежий.
— Как зыдаровье? — не садясь за стол, поинтересовался он.
Бес открыл было рот пожаловаться, но Серёга его опередил:
— Нормально… У тебя как?
— У мэня всэгда ныштяк, — срифмовал Али в ответ, — мы с отцом выезжаем, вы как? Апреэдэлились?
— Мы выедем с вами, нам ещё в местный отдел заехать надо отметиться, — Рябинин встал из-за стола, за ним поднялись остальные, — в принципе готовы уже, а по времени с Сулейманом мы договорились…
— Ну, тогда пайдём…
— Сейчас в кольчужку обрядимся…
Али, подождав, когда опера, надев амуницию, выйдут из дома, посетовал:
— Э-эх, вот бы наладилось всё быстрой., приехали бы в гости, бэз этих броников-мроников. У нас такие мэста…
— Вот закончится война, добьём мы белых, — отшутился Костя.
— Когда она ужэ закончится… — вздохнул Али.
Прозвучало это абсолютно естественно и настолько искренне, что Костя сразу и безоговорочно поверил в желание этого громилы зажить нормальной человеческой жизнью. В атмосфере тотального неверия это показалось неуместным, но, пока они все вместе шли к УАЗу, Костя так и не смог найти в словах чеченца интонаций фальши или лукавства.
К грузившимся в машину операм, вышел Сулейман. Приветливо махнув всем рукой, он отозвал Рябинина в сторону. Несколько минут ушло на разговор и они разошлись, — Сулейман в дом, Рябинин за руль.
На выезде, Костя, открыв дверцу, отмахнул, раскрывающему ворота, Али:
— Не прощаемся!
В ответ получил мужественную чеченскую улыбку и помахивание ладонью в манере членов Политбюро ЦК КПСС.
— Чего тебе Сулейман нашептал? — хлопнув дверцей, повернулся Катаев к Рябинину.
— Так… Переживает за нас, типа, говорит, повнимательней, посматривайте. Он думает, что мы вчетвером на обмене будем, я ему про «Визирей»-то не сказал… — уверенно маневрируя по разбитой дороге, ответил Сергей — говорит, мол, на всякий случай ещё бы пара машин не помешала…
— Хм… И что сейчас?
— Сейчас едем к «Визирям», определимся и на позиции.
— Понятно…
Катаев, скатав кепку в трубочку, сунул её под голову:
— Я посплю немного, пока до блока едем.
— Если заснёшь… — выхватив колесом очередную яму, сказал Рябинин.
— Через семь минут проснусь, засекай, — Костя умел настраивать свой организм.
На Джалкинском блокпосту, спрятавшись за буйным кустарником и рядком тополей, в полной боевой готовности оперов ожидали два БТРа с бойцами «Визиря».
Офицеры, Андрей и Алексей, встретив УАЗ отошли с операми в сторону.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.