Чеченский бумеранг - [10]

– А меня возьмете? – чувствуя горяченькое, я попробовал поиметь свою журналистскую выгоду.

Заремба отрезал сразу, растоптав тщательно выбитую траншейку:

– Нет. Категорически. Ни при каких условиях. Сегодня – только ты мне.

– В Чечню? – безошибочно угадал я четверку в таблице умножения два на два.

– В нее, – подтвердил результат Заремба.

– Что-то серьезное? – спросил и тут же понял наивность вопроса: спецназ ГРУ по мелочам в карманах не шарит. Сам же и перебил усмешку подполковника: – Добро. Остаюсь.

Заремба загнал свою группу не просто в казарму. Он завел ее в лес и не разрешил выходить оттуда ни под каким предлогом. Еда – подножный корм, спать – в шалаше, греться – у костра, – здесь он крутился как старый еврей в ломбарде.

Вместе с ним крутились и мы. Стрельбы, марш-броски, походы по карте, рукопашка, перевязка раненых, выход на связь – под эти тренировки, между прочим, неплохо шли и беседы за жизнь. А под вечерний костерок и вообще ложились как сало на черный хлеб – полная гармония и аппетит. А Василий Туманов, вчерашний пограничник, даже попросил:

– Я, кажется, очень неожиданно исчез для одной женщины. Будет возможность, позвони ей и скажи, что я скоро вернусь.

Оказалось, что во время собственного развода Василий познакомился с судьей. Вернее, сначала галантно назвал ее «Вашей светлостью», а когда она поправила – судей называют «Ваша честь», улыбнулись друг другу.

Между ними, конечно, что-то произошло, но тем не менее судья не развела Тумановых. На повторное заседание в связи с отлетом в Чечню капитан теперь не успевал, но ему важнее был не сам развод, а слово, данное «ее светлости».

* * *

Но меня по-журналистски тянет к Марине. Вот где тема – женщина и война. Ей-то зачем захотелось в огонь и воду? Сидим с ней вечером у костра в буйстве летней ночи со всеми ее вздохами и запахами, нас розовато освещает костер, вокруг – лес.

И – Иван Волонихин. Он подобен стаду бизонов, вытаптывающих землю вокруг водопоя. Ждет, когда я смилостивлюсь и отпущу девушку. Но я туп и кровожаден. Я впился в свою добычу и ничего не желаю замечать: ни топтаний, ни покашливаний, ни треска сучьев. Завтра группа улетает в Чечню, Марина оказалась единственной, кому Заремба сказал категорическое «нет» на участие в операции, и мне важно уловить чувства человека, который не прошел по конкурсу. Пусть даже и на войну.

Марина расстроена, разговор не поддерживает, но я не перестаю бередить ее рану и лезть в душу. Когда еще выпадет такой сюжет?

Подленький мы все же народец, журналисты. Сволочи.

Выручает Заремба, неслышно подошедший к костру:

– Что, гвардия, не спится?

Огонь имеет удивительное свойство отключать людей, завораживать их, погружая в воспоминания. И когда я огляделся, оказалось: группа уже в полном составе сидит рядом и смотрит на пламя. А оно, глупое, рвалось вверх, пытаясь располосовать острыми пиками навалившееся жирное брюхо ночного неба и вырваться к звездам.

Только ночи ли бояться одинокого костра!

Она легко отрывала и тут же без следа проглатывала кусочки пламени, придавливая обессиленный огонь к углям. И новые порции хвороста – лишь легкая закуска гурману, после которой аппетит только разыгрывается. Огню весь лес отдай – и окажется мало.

Подвинувшись, дал командиру место на бревне. Но подполковник спустил с поясницы привязанный резинкой кусок поролона, сел на эту самодельную индивидуальную подстилку. Все, Заремба там, в Чечне…

– Завтра в шестнадцать ноль-ноль прибыть на аэродром, в шестнадцать двадцать – колеса самолета в воздухе, – уточнил последние сроки спецназовец. – От участия в задании еще можно отказаться, и без всякого объяснения причин. «Нет», – и все. Задача предстоит насколько простая, настолько и непредсказуемая.

– Я не согласна с вашим решением насчет меня, – тут же произнесла Марина.

Я не сомневался, что она скажет что-то подобное, и даже откинулся на локти, давая девушке и командиру возможность посмотреть друг на друга.

Заремба смотреть не стал. Ответил в пустоту:

– Там не кино.

– Знаю. Потому и настаиваю на своем участии.

– А я не меняю своих решений.

Чтобы занять руки и не выдавать своего неудовольствия, подполковник вытащил из чехла нож, называвшийся «король джунглей» – тайную зависть всей группы. Подвинул им подгоревшие с одного края, но сумевшие было спастись от центрального огня сучки-коротышки. Потом отвинтил крышку в рукоятке. Из нее пружиной выдавился пластмассовый патрон, заполненный крючками, булавочками, спичками, карандашиком, иголками с ниткой, лейкопластырем, миниатюрным скальпелем, пинцетиком и всякой другой мелочевкой.

Подполковник посмотрел на компас, оказавшийся в отвинченной крышке, словно подрагивающая фосфорная стрелка указывала не только стороны горизонта, но и единственно верный путь в отношениях с командой.

Перепалка не пошла на пользу: у костра затихли. Лишь потрескивали как одиночные выстрелы раскалываемые жаром угли.

– Тогда я тоже говорю «нет», – неожиданно, может быть и для самого себя, произнес Волонихин.

Вот тут уж Заремба резко вскинул голову. Доктор шел на принцип, лишь бы не оставлять Марину одну. В любом ином случае Ивану можно было аплодировать, но ведь речь и в самом деле шла не о съемках в кино. Ясно же, что Заремба просто ограждает Марину от опасности.