Чеченская рапсодия - [57]

— Неважно, где мы находимся, хоть в покоях Его императорского Величества, — раздул широкие ноздри щеголеватый Дроздов, противник Захара, кольнув того холодным взглядом серых глаз. — Я всегда презирал татар и выходцев из кавказского обезьянника, возомнивших себя человеками. Они должны не выпячиваться, а знать свое место.

— Господин Дроздов, студент Дарганов не татарин, он русский человек, сын офицера, — попытался образумить драчуна посредник. — Ваши выходки не имеют под собой никакой почвы. Тем более что ваш соперник — императорский стипендиат, который может получить золотую медаль за успехи в учебе.

— По мне хоть чугунную, лишь бы он ее до своего татарского Терека донес. Если останется жив.

— А что скажете вы, господин Дарганов? — поняв, что Дроздова уговаривать бесполезно, обернулся к нему распорядитель с удручающей улыбкой, застывшей в уголках губ.

— То же самое, — Захар сверкнул темными глазами и тряхнул светлым чубом. — Давно известно, что призывать недалеких людей к благоразумию — все равно, что голыми руками вытаскивать из костра картошку. И обожжешься, и не поешь как следует, потому что не пропеченная. Это дело на любителя.

— Вам так трудно в знак примирения протянуть руку своему противнику? — не отступал распорядитель. — Всего лишь один жест, и дело может обернуться совсем по-другому.

— Я уже сказал, что это занятие бесполезное, — сверкнул зрачками Захар. — Ко всему, зачинщик скандала тоже не я.

— А вы, господин Дроздов? — распорядитель обернулся в другую сторону. Видимо, он желал оградить себя от подозрений в том, что провоцировал противников, подталкивал их к поединку.

— Ты зря теряешь время, — сплюнул ему под ноги обидчик. — Я не из тех, кто бросается словами.

Распорядитель постукал ладонями друг о друга, как бы стряхивая прилипшую к ним грязь, и объявил:

— Что же, господа, тогда попрошу выбрать пистолеты и разойтись на расстояние двадцати шагов. Таковы правила сегодняшней канители.

Первому выбирать оружие досталось Захару, он подошел к чаше фонтана, не глядя вынул из футляра, поставленного на ее край, один из пистолетов, ощутил его тяжесть в руке, вслед за распорядителем уверенно отмерил десять шагов от центра маленькой площади, затем отступил от обозначенной черты еще дальше. Не оборачиваясь, он опустил руку с оружием и принялся ждать команды, которая скоро прозвучала.

— Приготовились! — подняв ладонь, крикнул распорядитель.

Захар повернулся лицом к противнику и согнул в локте руку с пистолетом. В его глазах появился пронзительный огонек, тот самый, который провел его через весь горный аул, заполненный воинами ислама, когда он с батякой и Панкратом, старшим из троих братьев Даргановых, вызволял младшего Петрашку. Темные зрачки казака словно прожигали пространство перед собой, увлекая вперед невесомое тело. Во всей его сухопарой фигуре ощущалась такая сила, такая уверенность в своей правоте, что зачинщик дуэли, стоящий по ту сторону барьера, невольно облизал пересохшие губы. Дроздов понял, что если у него не получится нажать на курок первым, то в этот раз его песенка будет спета. Опытный дуэлянт, он вдруг ощутил, что впервые сталкивается с врагом, который сильнее его духом. И он запаниковал, проклиная себя за то, что раньше не сумел разглядеть мужчину в этом казачке, приехавшем учиться в сиятельный Санкт-Петербург из предгорий дикого Кавказа. Как он мог ошибиться так жестоко! Но ведь казак никогда не выказывал своей силы, все эти годы он вел себя как стеснительный подросток из глухой деревни, попавший вдруг в столицу Российского государства.

— Сходи-итесь!..

Захар сделал пару шагов, распрямил руку и начал плавно опускать пистолет, целя в грудь обидчика. До черты, которую нельзя было переходить, оставалось не меньше трех аршин, и он решил прицелиться получше. Оружие было не пристреляно, Захар не знал, точно ли полетит пуля, выпущенная из него. Но он хотел уничтожить противника, который успел нанести слишком много оскорблений ему и его невесте, не смываемых даже кровью.

Захар еще не дошел до запретной линии, как под подошвой его ботинка крутнулся небольшой камень, заставивший тело отклониться в сторону и сбивший пистолет с прицела. Он чертыхнулся, снова настроился было навести оружие на Дроздова, но тут грохнул выстрел. Пуля пробила форменный китель, рубашку и горячим поцелуем обожгла левую руку выше локтя. Выстрел прозвучал в тот момент, когда его меньше всего ожидали — распорядитель не подал никакой команды, соперники не заняли места на исходной черте. Но думать об этом было уже поздно. Захар дернулся назад, по-животному прислушался к себе. Ощутив лишь сильное жжение в верхней части левой руки, он швырнул раскаленный взгляд на Дроздова, застывшего с дымящимся оружием на другом конце площади.

Лицо у того занялось красными пятнами и пошло судорогами, он закрыл его ладонями и взвыл бродячей собакой:

— Промахну-улся-а!.. Ах, я промахну-улся-а…

Захар хищно раздул тонкие ноздри и прищурился на противника, уже раздавленного морально. Его вид вызывал не жалость, а всего лишь чувство омерзения. Этот человек, недавно такой самоуверенный, теперь выл от страха за свою шкуру. Дарганов снова поднял пистолет и покосился по сторонам, опасаясь появления полиции. Выстрел противника не только вспугнул птиц на деревьях, он мог привлечь и нежелательное внимание. Но гуляющих горожан и полицейских видно не было. Значит, можно было не опасаться после дуэли оказаться в каталажке, где пришлось бы доказывать свою правоту через прутья тюремной камеры. А потом дело покажет, как умеют держать языки за зубами участники события.