Чеченская рапсодия - [55]

Захар терялся в догадках, почему однокашник невзлюбил его так сильно, ведь до третьего курса отношения между ними складывались нормально. Он считал, что дело было не в его происхождении и не в невесте, о которой оскорбитель не имел права даже упоминать, а в том, что на факультете он числился одним из лучших студентов, которому прочили большое будущее. Да и не носил Захар амулетов из золота, потому что у терцев побрякушки были в моде только у молодых девушек, не считая цепочки с нательным крестиком и перстня, который подарили ему родители невесты в ответ на подарок их дочери от семьи Даргановых.

И только много позже Захар узнал, что поединок имел под собой реальную почву. Дроздов еще до поступления в университет предложил Ингрид Свендгрен руку и сердце. Он и раньше встречался с ней на светских балах, добиваясь благосклонности девушки, и всегда получал от нее отказ в категорической форме. Но никто из них двоих не обмолвился об этом Захару даже словом.

— Прости меня, Ирэн, но сегодня я не смогу пойти с тобой на Невский проспект, — потупившись, признался девушке Захар, и неловко пошаркал подметкой ботинка по паркету, заложил руки на китель с начищенными до блеска пуговицами.

— Почему не сможешь? — со слабым шведским акцентом поинтересовалась у него невеста.

Она стояла перед ним в коричневом платьице немного ниже колен с кружевными воротничком и нарукавничками, в чулках коричневого цвета с белыми носочками поверх них и в коричневых ботинках на толстой подошве. Светлые волосы были аккуратно подстрижены и уложены в простенькую прическу, на худощавом бледноватом лице играл задорный румянец, который гармонировал с полноватыми розовыми губами. В широко расставленных голубых глазах с длинными темноватыми ресницами отражалось заботливое внимание к собеседнику.

— Почему, Захар? У тебя появилось какое-то дело? — чуть качнувшись вперед, повторила вопрос девушка.

— Я должен заскочить к товарищу и обменяться с ним конспектами, — не поднимая взора, соврал Захар.

— Ты плохо знаешь предмет?

— Это ему нужна моя помощь, чтобы он получше усвоил урок.

— Если он лентяй или лоботряс, то учить его бесполезно.

— Я знаю, Ингрид, но уже пообещал.

— Хорошо, я уважаю твое решение, — немного подумав, согласилась девушка и пошла домой.

Проводив ее задумчивым взглядом, Захар тоже засобирался к себе на квартиру.

Последний месяц весны близился к завершению, вместе с ним надвигалась пора расставания с учебой, на долгие годы заковывающей студентов всех мастей в самые крепкие в мире кандалы — бумажные. Корпуса университета, в котором учился Захар Дарганов, расположились сразу за Михайловским замком, воздвигнутым недалеко от Летнего сада. Сам замок через площадь теперь представлял из себя народное достояние, он был со шпилями на центральных башнях, со сдвоенной колоннадой у главного входа и с государственным флагом над ней. В нем жил и отсюда правил страной император Павел Первый, тайный член масонской ложи, тот самый, который не прочь был променять всю Российскую империю на мундир офицера прусской армии и которого придушили в собственных покоях его же приближенные, осатаневшие от непредсказуемых выходок самодержца.

В университетских корпусах было посветлее, нежели в трехэтажном дворце. В коридорах с полукруглыми потолками по стенам теплились фигурные медные канделябры, а под потолками залов вспыхивали ажурные хрустальные люстры, величием и помпезностью не уступающие тем, которые освещали императорские покои. И тогда студентам казалось, что несмотря на вечный дождь за окнами, на занудливость учения и на постоянную нехватку карманных денег весь мир вокруг светился радостью.

А лишних денег Захару и правда никогда не хватало, хотя столица поражала дешевизной своих товаров каждого европейца, посетившего ее. Курица тянула на пять копеек, за рубль можно было купить почти полтора пуда телятины, а квартира из восьми или десяти комнат в лучшем районе города стоила не дороже двадцати рублей в месяц. Да что далеко ходить, когда дворец графов Воронцовых, Дашковых или Румянцевых, не уступавших архитектурным величием Шереметевскому на Фонтанке или Потемкинскому "Конногвардейскому дому" на Воскресенском проспекте, больше известному как Таврический, весь можно было снять в наймы за три с половиной — четыре тысячи рублей, пока их владельцы разъезжали по европам. В таком примерно богатом доме, стоящем рядом с Матросской церковью, жила и Ингрид Свендгрен, будущая невеста Захара. Ее родители, подданные шведского короля Жана Батиста Бернадота, занимали в том дворце комнаты, они происходил из древнего рыцарского рода, берущего начало из германских племен, когда те еще населяли территорию Швеции. На острове Святого Духа близ Стокгольма, столицы объединенного с Норвегией королевства, стоял их родовой замок.

Майский теплый день давно перевалил на вторую свою половину. Разговор, произошедший у Захара с невестой, заставил его с большим вниманием оглянуться на события последних дней. И теперь, сидя в своей комнате, он думал о том, что сегодняшним вечером может закончиться все. И учеба, и дружба с любимой девушкой из хорошей семьи, обещавшая плавно перейти в счастливое супружество, и, что самое страшное, может оборваться сама его жизнь. Но отступать уже было некуда. Захар Дарганов, потомок терских казаков, никому не позволял смеяться над собой, хотя отказаться от поединка можно было с легкостью необыкновенной. Дело в том, что среди студентов дуэли считались экзотической редкостью, а если они и происходили, то считались глупым ребячеством, свидетельствовавшим об отсутствии чувства меры и благоразумия. Они приносили лишь хлопоты, связанные с отчислением драчунов из стен альма матер и пожизненным запретом переступать порог любого учебного заведения. Но дело было сделано, поворота назад не предвиделось, тем более что оба дуэлянта успели поучаствовать в настоящих военных кампаниях. Захар дрался с немирными чеченцами и дагестанцами, а его соперник был среди тех, кто усмирял очередное восстание поляков, не хотевших мириться с имперским диктатом.