Чебуреки, или Похождения Линейкина-сына в калошах без зонтика - [9]
Учитель осмотрелся, поднял воротник пальто и решил немного прикорнуть. Правда, мешали ребята из соседних дворов. Они пролезали в дыры, глазели, и громкими криками выражали свое отношение к происходящему. Попробуй тут подремли! Нужна закалка и тренировка.
Староста Света Макарова быстро разделила всех на две группы: одни прыгать, другие бегать. Сама Макарова, когда прыгала, еле отрывалась от земли. Курносый Картошкин без отдыха прыгал на месте, развивая прыгучесть. В коридоре на всех переменах он старался допрыгнуть до всех люстр в коридоре. Это ему не удавалось.
— Алексей Алексеич, — донесся до учителя обиженный голос Светы. — А Линейкин калош не снимает!..
Физрук недовольно скривил губы и приподнял одно веко. Поискал. Вон тот, второй справа, долговязый, нестриженый, в малиновой ковбойке и джинсах непонятного цвета — Линейкин. Не то Иван, не то Роман. Нет, кажется, все же Роман.
— Сними калоши, Линейкин, — устало велел он. И прикрыл веко.
Но его опять потревожили.
— Он не хочет снимать калош! — крикнула Света. — Говорит, у него тапочек нет, а без калош мама не велит… А у нас, вы сами говорили, вся дорожка испорчена!..
Алексей Алексеич устало сказал, не открывая глаз:
— Ладно, Макарова. Пускай Линейкин, как исключение, прыгает в калошах. Все!
Света махала красным галстуком, и ребята бегали пятерками. А у ямы для прыжков толкались прыгуны. Ромка степенно ходил вокруг. Он улыбался про себя, только глаза поблескивали. Что такое для Линейкина прыжки? Но слишком высоко тоже прыгать нельзя. А то всё узнают.
Планку поставили еще выше. Картошкин вместо трех раз уже прыгнул четырнадцать, и все без толку.
Потом кто-то пошутил: поднял планку на метр восемьдесят пять сантиметров. Просто выше не хватило стоек. Кто прыгнет? Ребята стояли и смеялись. Картошкин почесал спину. На такую высоту он обязательно допрыгнет когда-нибудь. Обязательно!
Только тут я почувствовала: что-то с Линейкиным произошло. Ромка, наверное, возмужал.
— А ну, отойдите! — крикнул он. — Попробуем!
Все захохотали еще громче и разошлись в стороны, чтобы еще посмеяться, когда Линейкин собьет планку и свалится в песок. Тоже, нашелся пижон! Выше Картошкина хочет прыгнуть!
Только я не смеялась. Слуш-послуш! Мне очень хотелось, чтобы Ромка сделал что-нибудь лучше других. Я только помню, что глаза закрыла, когда он прыгал. А после все заорали.
Вижу, Ромка лежит в песке, а планка на своем месте. Не упала.
Все кричали и кричали. Никто в классе не помнил, чтобы Ромка хорошо прыгал. Но факт остается фактом. Такого в нашем шестом «Б» не бывало…
Получилась на яме целая куча мала. Все к нему бежали, требовали повторить. Ромка отошел вразвалочку и прыгнул еще раз.
Ребята у нас всегда орут на физкультуре. Учитель не обратил на крики никакого внимания. Он дремал, как всегда.
— Линейкин прыгнул на метр восемьдесят пять, Алексей Алексеич! — гордо сообщила Света Макарова.
— Молодец, — пробурчал он, не открывая глаз.
Наверное, не расслышал. А Макаровой хотелось похвастаться нашим классом.
— Метр восемьдесят пять!..
— Ты что, сосчитать не можешь? Пускай еще раз прыгнет.
Линейкин прыгнул еще раз. Физрук почесал затылок и вскочил.
По-моему, он нас не уважает. Никогда серьезно не относится. Тоже спортсмены — шестиклассники! Небось врет староста или спутала гвоздь с панихидой. В шестом классе еще небось и не понимают, что такое сантиметр. А может, ночью стойки отпилили на дрова?
Физрук подошел к стойкам и встал возле них. У него рост метр восемьдесят, это все наши ребята знают. А стойки выше его. Он вдруг так удивился, что не нашелся, что сказать, и только глотнул воздуха.
— Линейкин! Поди сюда! — наконец позвал он.
Ромка подошел.
— Третий раз прыгнешь? Не устал? Я лично проверю.
— Прыгну!
Линейкин улыбался во весь рот.
— Валяй!..
Ромка слегка присел и начал разбегаться. Слуш-послуш! Смешно так! Скачет, будто козел за сеном.
Мы столпились вокруг. А Ромка опять прыгнул. Глаза у Алексея Алексеича заблестели. Это самая большая высота, какую только можно у нас на стойках поставить. Физрук снова почесал затылок. Ребята шумели, хлопали Ромку по плечу. Потом Алексей Алексеич спросил:
— Линейкин, в спортшколе занимаешься?
— Не-ет.
— А родители спортом интересуются?
— Очень! — сказал Ромка. — Если футбол, папу от телевизора не оторвешь.
— Да не в том смысле, — похлопал его по плечу Алексей Алексеич. — После уроков, — торжественно добавил он, — зайдешь ко мне в учительскую. Потолкуем…
Я скормила Ромке весь завтрак, что бабушка дала, — конфеты, яблоко. Ему, слуш-послуш, поправляться надо.
Остальные уроки в этот день прошли кое-как. Не класс, а базар. Учителя пожимали плечами, возмущались. Но так и не смогли нас успокоить.
Вернувшись с фабрики домой, Кузьма Кузьмич, предвкушая удовольствие, уселся к телевизору. И… опять вспомнил, что включать его нельзя. Может, в виде исключения? Одним глазком? Нет! Против педагогики не пойдешь.
Вот уже несколько дней он ощущал себя человеком, у которого связали руки. Сидел, не зная, чем заняться. И тут услышал, что Ромка позади него что-то бормочет.
