Чёрная смородина - [84]

— …Фири? Или фироне?

Кто-то замер рядом. Я обернулась и не сдержала улыбку: передо мной была та самая гномка из труппы Пагсадол.

— Неане? Какими судьбами?

— Гастроли, — женщина облокотилась о борт и закурила. — Нас пригласили эльфы. Всегда хотела увидеть Жемчужный чертог.

Я согласно кивнула:

— Говорят, во всем мире нет равного ему. Морские эльфы ценят красоту как никто.

— А что вас привело на этот прекрасный корабль?.. — гномка запнулась, не зная, как обращаться ко мне.

— Фироне, — подсказала я и пояснила. — Хочу начать все с чистого листа.

— О-о-о! Та самая Черная волчица? — к нам подошла знакомая эльфийка с даром ясновидения.

Гномка шикнула на нее и посмотрела на меня:

— Я слышала вашу историю, фироне. Очень необычно и… пугающе: некромантка, покусанная оборотнем. Наивно было бы полагать, что вас примет стая, даже несмотря на покровительство альфы.

— "Покровительство?" — Клаитае усмехнулась. — Это называется иначе, дорогая Фарина.

— Дело не только в волках, — перебила я. — На меня охотятся отступники.

Женщины внимательно выслушали мой рассказ о последнем нападении. Эльфийка мягко улыбнулась:

— Тебе не стоит больше бояться отступников. Все счета оплачены.

— Правда?

Она уверенно кивнула. Я хмыкнула:

— Они поклялись именем Черноматери, что убьют меня!

— Их клятва выполнена.

— Но я жива.

— Волк лег на алтарь вместо тебя.

Я вцепилась в борт.

— Что?

— Стах Карнеро сейчас умирает на алтаре вместо тебя. Что непонятного?!

— Нет, не может быть! Он же сказал, что все в порядке, что он там не один!..

Гномка беспомощно развела руками, не зная, что ответить. Я посмотрела на Клаитае:

— Он сказал, что договорился с отступниками, что они требуют "безделицу!"

— Ну-у-у, не знаю, — эльфийка развела руками. — Может, он считает свою жизнь безделицей?!

— Что же мне делать? — я вцепилась руками в волосы.

— Плыть в Тесорию, — подсказала Клаитае.

— Как? — я закричала, не в силах справиться с обрушившимися эмоциями. — Он же погибает в этом подземелье?

— Ну и что?! Чего ты так переживаешь? Ты радоваться должна! Вспомни, что волк сделал с тобой? Разве он не заслуживает смерти за это?!

Я вытаращилась на нее, а эльфийка улыбнулась:

— Волк получил по заслугам! Он согласился на обряд Серебряной Паучихи — самый мучительный ритуал из существующих.

Я рвано выдохнула:

— Этот обряд запрещенный.

— Наверное, отступники об этом не знают, — зло засмеялась Клаитае, переглядываясь с растерянной гномкой.

— После этого ритуала никто не выживает! — напомнила я.

— Неудивительно, — согласилась эльфийка. — Под кожу проникает серебро, губительное для волков.

— Я знаю.

— …Оно разносится кровью по всем клеточкам. И жжет, выжигает саму душу оборотня.

— Я знаю!!!

— …У тебя словно разом ломаются все кости. Кровь кипит. Тело горит, как будто тебя живьем запекают на вертеле. Кожа отваливается, оголяя жилы и кости…

— Я ЗНАЮ!!!!!

— …И когда боль станет невыносимой, паучиха Секхо высосет всю кровь, до последней капли…

Эльфийка с усмешкой смотрела вслед убежавшей молодой женщине, потом перевела взгляд на задумчивую Фарину. Гномка сделала затяжку:

— И зачем надо было все живописать в таких подробностях? Девочке и так непросто!

Клаитае отобрала у подруги сигару и швырнула за борт:

— Ты видела ее линию жизни? Она оборвана. Эта "девочка" должна была умереть год назад в том самом бою от зубов волка. Кто-то, — пальчик женщины указал вверх, — изменил ее судьбу, привязав к оборотню. Вот только кому понадобилось делать из некроманта волка?.. Какую игру затеяли боги?

— А Стах Карнеро?..

— Стах Карнеро сегодня умрет вместо нее.

— Неужели волчица не успеет ничего сделать?

— Вряд ли. Идут последние минуты его жизни… А хотя кто знает! Даже богам не все подвластно!..

…

Ритуал был в разгаре. Оборотень чувствовал, как силы покидают его с каждой секундой. Закусив губы, терпел и отгонял подступающую слабость. Голова кружилась. Сколько уже прошло? Час? Два? Три?.. Сколько еще осталось?..

Отступники изредка переглядывались:

— Силен волк!

— Это альфа, Вайсер. Самый сильный волк в стае, — фыркнула отступница.

…Громкие мучительные стоны гасли в сводах подземелья. Мужчина уже не мог сдерживаться. Кожа не выдерживала серебра, рвалась, обвисая на голых мышцах, сползала на каменный пол грязно-красными лоскутами. Оборотень выгибался от боли, будь его руки свободны, он разодрал бы себе грудь и вырвал собственное сердце, разносившее смерть по телу.

— Пора! Принесите Секхо!

Отступница осторожно достала из шкатулки огромную серебристо-черную паучиху, вяло перебирающую лапками, любовно погладила бархатистое брюшко:

— Пей, девочка! Все-все, до последней капельки!

Волк закричал, когда его грудь со сползающей кожей пробили острые жвала паука. Рвано задышал, понимая, что счет его жизни пошел на минуты. Говорят, в последние мгновения перед глазами проносится вся жизнь. Стах не вспоминал ничего. Попытался представить Люцию Кхану, но видел только золотые листья пакту-ав, медленно кружащиеся в воздухе. А может это уже гасло сознание в его голове? Оборотень сморгнул черные мошки, мельтешащие перед глазами, увидел магов в балахонах и вновь почувствовал тянущую боль в груди. Паучиха жадно присосалась, впиваясь в податливую, оголенную плоть, росла на глазах, наполняясь волчьей кровью. Отступники, поддавшись вперед, как завороженные, наблюдали за происходящим…