Чёрная смородина - [49]

И проснулась. Грис закрыл мне рот ладонью, жестом приказывая молчать, потом шепнул на ухо:

— Подыграй.

— Что?

Оборотень отмахнулся и вдруг застонал:

— Да-а-а! Давай, детка!

Я, вытаращившись, наблюдала, как здоровенный дядька, альфа целой стаи и вообще до ужаса серьезный мужик скачет по кровати, чтобы она ритмично скрипела, как если бы мы… Я поняла. Села, поджав ноги, наблюдая за этим спектаклем. А Грис подмигнул и громко прошептал:

— Ты такая маленькая, тоненькая. Съел бы тебя!

Я не выдержала и прыснула со смеха. Ян пригрозил мне кулаком, кивая на дверь, за которой скрывался наш невидимый зритель.

— Хочу тебя раком, как настоящую суку!..

На этом премьера закончилась. Потому что дверь с грохотом распахнулась, и в спальню ворвался Карнеро.

— О! Стах пришел! А что случилось?.. Захотел присоединиться к нам? — Грис притянул меня к себе, целуя в висок. — Ты как, милая, не против?

Утробный рык разорвал тишину. Серый с улыбкой посмотрел на меня:

— Что и требовалось доказать. Беги к себе, детка! — мужчина повернулся к приятелю: — А нам с тобой нужно поговорить!

Карнеро, сообразив, что его разыграли, побледнел от бешенства. Мне казалось, что я слышу хруст его кулаков. По стеночке вышла прочь, оставив альф наедине.

Неуверенно потопталась в холле и тихонько открыла входную дверь. Немного погуляла по саду, а потом присела на скамейку. На улице было прохладно, но тихо и безветренно. Хорошо думалось. Эти пятнадцать минут незапланированного отдыха стоили целой ночи на коврике.

Где-то через полчаса рядом со мной присел Ян Грис. Шутливо поинтересовался:

— Чего грустишь? Жалеешь, что отказалась от моего предложения, горошинка?

Я фыркнула:

— Еще чего! — потом не утерпела: — Почему «горошинка»?

— За твои кудряшки, — просто пояснил оборотень. — Видела, как растет горох? У него усики есть, которыми он цепляется за все подряд, чтобы к солнцу подняться.

Я улыбнулась:

— Так меня еще никто не называл.

Мы молча любовались садом, кипевшим от зелени. Грис вздохнул:

— Детка, между нами говоря, ты отвратно выглядишь. Тебя здесь кормят вообще?

— Кормят.

— Но ты не ешь?

— Не могу, — призналась я. — Не хочется совсем.

Грис больше не улыбался, смотрел серьезно.

— Это нехорошо. Надо бы к целителям.

Неопределенно повела плечом. Мужчина тяжело вздохнул:

— Ты понимаешь, почему Стах так себя ведет?

Много ума, чтобы понять причину, не требовалось.

— Он мстит за мой обман.

— Обман, — повторил Серый волк, потом еще раз, словно смакуя слово. И в упор посмотрел на меня: — Детка, то, что ты сделала, — это не обман. Это крутая подстава, как говорят переярки. Ты опозорила Стаха Карнеро на весь мир. Понимаешь? Ты выставила альфу сильнейшей стаи идиотом!

— Идиетом, — поправила я.

— Именно. Над ним не смеялся разве что глухонемой слепец. Волк не распознал некра, привел его в свое логово и спал с ним!

Я тяжело вздохнула. Когда-то давно, до знакомства с Карнеро и его волками, мне тоже казалось, что облапошить оборотня — это весело и круто. Подняла усталый взгляд на Серого:

— Ян, на мне провели обряд подмены личины. Знаешь, что это такое?.. Даже магистр не распознал бы в Анетте Метси некроманта.

Грис покачал головой.

— Это неважно, Люция. Наш мир суров, таких промахов не прощает. Ты в курсе, что после той истории ему уже восемь раз бросали вызов, считая слабаком и недостойным места альфы?

Я вспомнила видео, которое показывал Алоиз, задумалась:

— Слышала, но не знала, что вызовов было так много. И что?

— Ничего хорошего… для тех придурков, — Грис тряхнул головой. — А знаешь, что хуже всего?

— Что?

— Ты нравишься Стаху. Поэтому он и убить тебя не может, и простить не получается.

Скептически фыркнула:

— Не я. Карнеро нравилась Анетта.

Теперь уже фыркнул мужчина:

— Мы не люди, Люция. Мы влюбляемся не только в красивые глазки и длинные ноги. Запах, голос, движения. А это, согласись, никакой ритуал не изменит. Это твое. Особенно запах. А Стах от него с ума сходит.

Я не верила ни единому слову.

— Ян, так с теми, кто нравится, не обращаются.

— И тем не менее, Люция, Стах тебя любит.

Я громко, истерично захохотала. С ближайшего дерева вспорхнула испуганная птица. Даже меня напугал собственный смех — глухой, мертвый и безумный.

— Успокойся! Иначе мне придется дать тебе оплеуху, — предупредил Грис.

Закрыла рот ладонью и отвернулась. Смех сменился тихим плачем. До крови закусив губы, глотала рвущиеся рыдания. Смахнула слезы и повернулась к оборотню:

— Какая любовь, к дохлому котсу?! … Карнеро ненавидит меня!

— Между ненавистью и любовью на самом деле много общего.

— Да?

Грис повернулся ко мне, облокачиваясь на скамейку.

— Начиная с того, что в основе этих чувств — неравнодушие. И любовь, и ненависть толкают людей на необдуманные поступки. По сути это одинаково безумные вещи. А еще их можно испытывать одновременно, и тогда получается взрывоопасная смесь. Что и произошло с вами.

— Звучит странно и неправдоподобно. Такого не может быть, чтобы и любить, и ненавидеть.

— Ты еще мало живешь на свете, Люц.

— Возможно, но со стороны Карнеро и других волков я не видела ничего, кроме ненависти и издевательств.

— Ненависть между оборотнями и некромантами длится столетиями. Иногда мне кажется, что она появилась раньше нас. Мы растем в этой взаимной ненависти, растим в ней своих детей. Мы даже мысли не допускаем, что некромант может помочь, а вы, маги, уверены, что все мы — бездушные звери, неспособные на разумное поведение. И в каждом слове, в каждом жесте волки и некроманты ищут подтверждение своим страхам и своей неприязни, — Ян повернулся ко мне. — Думаешь, что со стороны Стаха это была любовь с первого взгляда? — волк засмеялся. — Ты бы видела лицо Черного, когда я объяснил, почему он так взъелся на тебя, почему гнобит, почему рискует своей жизнью и жизнью других волков, спрятав тебя от отступников в своем логове, — Грис помолчал немного. — Стах никогда никого не любил по-настоящему. Золотой мальчик: богатый, успешный, на морду смазливый. Да с половозрелого возраста волчицы за ним табунами вились. Он только выбирал. А тут первый раз влюбился! И в кого?! … Я бы сам ошалел на его месте.