Че: «Мои мечты не знают границ» - [48]

— Скажите, а доктор Кастро и вы сами уже рубили сахарный тростник?

— Да, мы все время занимаемся этим. Как члены кабинета мы просто обязаны рубить сахарный тростник. Кроме того, я сам грузил бананы!

— Будучи министром?

— Да, мистер, а раньше я грузил бананы в портах Латинской Америки, когда работал грузчиком. Так что я познал деятельность монополии по торговле фруктами изнутри. Все, что я говорю, — правда, и не смотрите на меня так недоверчиво!

— Команданте Гевара, на Кубе все еще существует американская военно-морская база Гуантанамо, что представляет собой не только военную, но и политическую проблему. Как вы собираетесь ее решить?

— Мы постоянно заявляли и заявляем, что Соединенные Штаты в нарушении всех норм оккупируют кубинскую территорию. Мы никогда не смиримся с этим и постоянно указываем различным международным органам и организациям, что существование этой базы представляет собой покушение на наш национальный суверенитет. Но мы не будем ставить под угрозу мир во всем мире, совершая какие-либо акции против этой американской базы. Несмотря на все провокации со стороны размещенных там американских солдат, мы, как и прежде, занимаемся поисками только политического решения, а не военного.

— Мистер Гевара, почему в атмосфере якобы подлинной свободы на Кубе были закрыты католические школы?

— Это абсурд! Католические школы перешли под контроль государства.

— Означает ли это, что на Кубе больше не будет частных школ?

— Ни одной! Все они стали государственными, и все они доступны широким массам.

— Но они остались католическими школами?

— Нет, это просто школы!

Когда смех затих, к нему обратились со следующим вопросом. Пресс-конференция, казалось, никогда не кончится.

— Доктор Гевара, каковы в настоящий момент отношения между кубинским государством и церковью? Какую позицию занимает кубинское правительство в отношении церкви?

— Здесь мы занимаем совершенно определенную позицию. У нас нет государственной религии. У нас полная свобода вероисповедания, и мы никому не позволим именем религии сеять раздор и ненависть. В определенный период католическое духовенство, высший слой которого состоял исключительно из одних испанцев, попыталось в открытую встать на сторону контрреволюции. При этом они даже сбросили на парашюте над заливом Кочинос трех священников, одетых, понятное дело, в маскировочные костюмы. Тогда мы просто-напросто арестовали всех священников-испанцев и вернули их Франко, снабдив запиской: «Как видите, у вас здесь семьсот…»

— Не могли ли бы вы назвать имена этих священников?

— Всех семисот высланных?

— Нет, имена сброшенных на парашюте.

— Одного звали Луго, второго Мачо, а третьего Лас Эрас.

— Я из самой крупной уругвайской газеты «Эль Диарио», издающейся в Монтевидео.

Че оглядел собравшихся и спросил: «Это правда?» Он увидел, как многие закивали в ответ.

— Ну, хорошо, похоже, что правда.

— Она также самая популярная газета в стране. Возможно, некоторым коллегам мой вопрос покажется несерьезным, но мне хотелось бы создать на этой пресс-конференции несколько другую атмосферу. Не могли ли бы вы рассказать, как вы живете, что едите, любите ли спиртное, курите ли, нравятся ли вам, прошу прощения у присутствующих здесь дам, женщины?

— Я отвечу вам, поскольку приехал сюда, чтобы ответить на все вопросы. Но я хочу сразу вам сказать, что некоторые из ваших вопросов кажутся мне наглыми. Я не был бы мужчиной, если бы мне не нравились женщины. Сегодня я не был бы революционером, если бы я хоть в чем-то пренебрег моим революционным долгом или моими супружескими обязанностями только потому, что мне нравятся женщины.

— Команданте, вы все еще считаете себя аргентинцем?

— Я родился в Аргентине. Простите мне немного тщеславия, если я приведу следующее сравнение. Хосе Марти и Фидель Кастро родились на Кубе, но принадлежат всей Латинской Америке. Я родился в Аргентине и не отказываюсь от моей родины. Я сформировался там, но чувствую себя кубинцем и, кроме того, чувствую страдание и голод не только народных масс любой латиноамериканской страны, но и любого другого народа на земле. Вся Америка — это моя родина.

Вернувшись из Монтевидео, Че посетил свое прежнее место работы — Национальный банк. Он выслушал рассказ Виласеки о том, как проходила денежная реформа, которую он сам запланировал и подготовил.

— Большей неожиданности себе даже представить нельзя, Че. Некоторые люди мчались, сломя голову, к своим друзьям и знакомым, чтобы те обменяли им деньги. Таким образом мы напали на след многих спекулянтов.

— Неплохой побочный эффект. А что происходило в банках?

— Таких очередей ты даже представить себе не можешь. Каждый хотел знать, что будет с его деньгами. Когда же стало известно, что все банковские вклады на сумму свыше десяти тысяч песо заморожены и в месяц можно снимать со счета только шестьсот шестьдесят песо, вот тут-то они дали волю словам.

— Ну да, — промолвил Че, — кто хочет смыться в США, должен оставить здесь свои денежки. А кто останется здесь, тот на сумму шестьсот шестьдесят песо в месяц может жить просто распрекрасно. Это же в три раза больше среднего дохода рабочих и служащих. Так что им грех жаловаться. Знаешь ли ты, сколько песо оставило ЦРУ здесь? Пятьсот миллионов. Тем самым они хотели развалить нашу экономику. И это они вполне могли сделать. Теперь в их распоряжении бумага. Много бумаги. Теперь, надеюсь, мы добились равновесия между наличием товаров и денежными суммами, находящимися в обращении.