Че Гевара. Важна только революция - [238]

Мы, руководители, понимаем, что должны заплатить высокую цену за право говорить, что идем во главе народа, который стал лидером Америки. Все мы неустанно вносим свою долю самопожертвования, сознательно рассчитывая получить вознаграждение — осознание исполненного долга, продвигаясь в направлении Нового Человека, облик которого уже вырисовывается на горизонте».

III

20 апреля, в связи с распространением слухов о том, что «с Че что-то случилось», Фидель решил нарушить молчание и довольно неопределенно высказался, что с Че все в порядке и он находится там, где может быть «наиболее полезен для революции». Больше на эту тему кубинский лидер не проронил ни слова.

Поначалу поговаривали о том, что Че отправился в соседнюю Доминиканскую Республику, где как раз случился серьезный политический кризис. Американский президент Линдон Джонсон отправил туда военных моряков на подавление вооруженного восстания левых, и улицы Санто-Доминго стали ареной сражений между сторонниками свергнутого президента Хуана Боша и доминиканскими военными.

Как не раз намекали представители кубинских спецслужб, слух о присутствии Че в Санто-Доминго был специально «скинут» общественности: пока сам Че двигался в направлении Конго и запросто мог быть опознан или даже схвачен, было крайне важно сохранить в тайне его истинное местоположение. С течением времени появились новые слухи о том, что Че находится то ли во Вьетнаме, то ли еще где-то на Востоке, некоторые из этих слухов оказались дезинформацией со стороны кубинских властей, другие, возможно, измышляли агенты ЦРУ, для того чтобы бросить тень на режим Кастро. Одно из наиболее мрачных предположений имело советский «привкус». На свет появилось «секретное сообщение» о том, что Че якобы попал в клинику для умалишенных, где проводит время за написанием Фиделю писем, в которых отстаивает идеи перманентной революции.

Как вспоминает Серго Микоян, в первоначальных донесениях в Москву сообщалось о конфронтации между Фиделем и Че. «По общему мнению сотрудников аппарата, между ними имело место соперничество. А может, просто Фидель не хотел видеть Гевару на Кубе — хотел быть единственным лидером, а Че ему мешал». Микоян подчеркнул, что сам он никогда не доверял подобным сообщениям: «Эта версия казалась мне смехотворной, и я не верил ей. Но наши люди вспоминали о Сталине и Троцком, затем о Хрущеве и Брежневе, которые вечно боролись друг с другом, — и полагали, что на Кубе происходит то же самое».

До советского посла Александра Алексеева также доходили все эти слухи, но ему ситуация была известна куда лучше. Еще в марте Фидель, пригласивший его в Камагуэй, куда была снаряжена трудовая добровольческая бригада для рубки сахарного тростника, повел Алексеева на прогулку и, когда их никто не мог услышать, сказал ему: «Алехандро, ты, вероятно, обратил внимание на отсутствие Че. Он сейчас в Африке, отправился туда, чтобы организовать революционное движение. Но я говорю это только тебе. Ни в коем случае не телеграфируй об этом [в Кремль]».

Алексеев истолковал слова Фиделя как просьбу не фиксировать полученную информацию в письменной форме, чтобы не допустить ее утечки третьей стороне, однако советский посол был обязан сообщить обо всем своему правительству и сделал это. Тридцать лет спустя Алексеев не смог вспомнить, как именно передал полученные сведения — кажется, он воспользовался услугами «какого-то надежного человека, приезжавшего в Гавану в составе советской делегации», — однако подчеркнул, что не сообщал ничего «в письменной форме». Затем, оказавшись в Москве, Алексеев лично доложил обо всем Леониду Брежневу.

По-видимому, Фидель хотел дать понять советским лидерам, что, несмотря на ухудшение отношений Гаваны и Москвы и дерзкие публичные заявления, он втайне остается верен СССР. И то, что Че содействует развитию революционного движения в Конго, поддерживаемого в основном китайцами, не должно вредить отношениям между Кремлем и Гаваной. Возможно, Фидель надеялся, что, сделав шаг навстречу советскому руководству и одновременно поставив его перед свершившимся фактом, он добьется положительной реакции со стороны нового Политбюро — уже начавшего оказывать помощь конголезским повстанцам — в виде прямой поддержки кубинской партизанской программы в Африке. Примерно в то время, когда Фидель разговаривал с Алексеевым, передовая колонна кубинских интернационалистов во главе с Че готовилась перейти к активным действиям.

IV

Ранним утром 24 апреля Че вместе с тринадцатью кубинцами ступил на конголезский берег озера Танганьика. Позади остались пятьдесят километров водного пути, отделивших их от безопасной территории Танзании с ее широкой, открытой саванной, тянущейся До Индийского океана. Эту часть суши они пересекли за два дня и две ночи, выехав на машинах из Дар-эс-Салама. Впереди находилась обширная «освобожденная» территория, удерживаемая повстанцами. «Линия фронта» начиналась в 170 километрах к северу, около городка Увира на северном берегу озера Танганьика, неподалеку от границы с Бурунди. Повстанцам пришлось отойти сюда после потери города Букаву, находящегося там, где сходятся границы Конго, Руанды и Бурунди. Отсюда власть повстанцев распространялась на сотню километров к югу, вплоть до деревушки Кибамба на берегу озера, где пока остановились Че и его подчиненные. В глубь страны «освобожденная» территория тянулась через леса на двести километров до Казонго, находящегося на берегу реки Луалаба в северной оконечности провинции Катанга, и состояла из открытых долин и поросших джунглями гор. Там текли бурные речные потоки, бродили стада слонов, а население представляло собой пеструю смесь племен. Здесь было мало дорог и городов, и небольшую горстку обитаемых мест, обозначенных на карте, составляли поселения местных жителей, обособленные гарнизоны колониальных бельгийских войск, религиозные миссии и перевалочные торговые пункты.