Че Гевара - [129]

Долгое время скрываемый легендой Эрнесто Гевара сегодня возвращается, призванный более или менее сознательно молодежью, которая ищет проводника, звезду.

Натурализовавшийся немец, швед Петер Вайсс считает: «Драма христианства в том, что оно не сделало христианами весь мир, Че гальванизировал молодежь планеты, возможно, потому, что они перестали верить в Христа». Но не будем сравнивать атеиста Эрнесто Гевару и палестинского бородача, даже если название марксистского Христа ему подходит. Или еще — «Дон-Кихот Латинской Америки».

Для Антуана Блондина — «человек из мечты». Когда команданте писал на своем дереве, в боливийском маки, слова, которые пахнут его земным концом, он начинает подниматься над этим. Обретаясь между Пачамамой великих предков и своей звездой, к которой он очень стремится, Че заканчивает свою седьмую жизнь кошки.

Что видит он там, вверху? СССР, который исчезает, коммунизм, который взрывается. Кубу, которая патриотически сопротивляется блокаде дядюшки Сэма, чья злоба стойкая. Его старый товарищ Фидель Кастро все более несгибаемый, упорствует, желая оставаться последним коммунистом против течения, которое удаляет от острова плотогонов. Его новый человек тоже выходит за рамки, которые он ему очертил, такие жестокие.

Мир, сделанный единственно из маленьких Че Гевара, был бы, конечно, утопией. Это никак не уменьшает его благородства, любви к будущему, каким бы оно ни было.

В противоположность ко всем тем, кто плохо или хорошо удерживает повседневное равновесие, Че этого не делал никогда, потому что никогда не распылялся. В нем нежность и жестокость соединились в благородный монолит.

Дневной пожиратель, ночной возбудитель, астма стала скитающимся дьяволом в его груди, и он превратил ее в стимул делать добро. Этот идеалист, который выбирал других, напоминает паскалевское: «Все во всем». Врач, герильеро, писатель, поэт, командующий, посол, министр, отец семейства (немного), Че представляет собой много от всего, называемого человечностью. Его гуманизм такой же большой, как штанга в регби его отрочества, привел его к борьбе и смерти, чтобы попробовать восстановить равновесие между слишком богатыми и слишком бедными. С одним желанием: «Новое общество, где человек должен быть в центре общественной жизни, а не в подчинении у власти, которая создает законы». И одной уверенностью: «Терроризм — негативная форма, которая никоим образом не дает желаемого результата и может побудить народ действовать против самого революционного движения».

Как ответ Стриндбергу: «Одна правда является дерзкой», — слова, которые прирастают к Че как вторая кожа, три фразы его отца:

— Эрнесто был фанатиком правды. Это был его мираж. Насколько он был хладнокровен в бою, непреклонен во всем, что касалось Революции, настолько же были огромна его нежность и юмор наполнен хорошим настроением.

Че не анархистский бродяга, как иногда говорят, это странник души, который двигал вперед надежду, закованную в сердце, который обращал магнетический свой взгляд на жизнь других с обостренным желанием улучшить ее. Для этого у него хватило смелости выбрать бой. Когда он утверждает: «Любой настоящий человек должен почувствовать на своей щеке удар, который получила другая щека, это называется «разделить». Че разделил все, что прошло сквозь его пальцы, а также страдания других. Он апостол гуманизма, такого, каким нужно понимать его на заре третьего тысячелетия, ставя более чем когда-либо человека на службу человеку.

«Мечта без звезды — это забытая мечта», — говорит Элюар.

Мечта со звездой — это проснувшаяся мечта, можно бы ответить. Оставим глаза открытыми, Че их никогда не закроет…

История книга

Однажды в Париже зимней ночью, в полнолуние, когда я вышел купить хлеба на улицу Ансьен Комеди, в булочную, которая никогда не закрывается, я позволил себя увлечь «Скитальцу души на другом берегу Миссисипи» — имя, которое дают жителям ночи на бульваре Сен-Жермен, — в его собственную Луизиану на краю Долины Жажды.

Прибыв на угол улицы Каннет и улицы Принцессы, мой домушник, ловкий опустошитель карманов, показывает мне на высеченный на камне одного здания вечный знак, между церквями Сен-Жермен и Сен-Сюлпис, изображение того, кто был назван горячими сторонниками носителя креста «Христос герильеро» — Че Гевара.

Тут отшельник с сильным запахом стал проповедником полутеней. «Он вернется, — объявляет он затем со взглядом, полным счастья. — Даже в самые черные ночи есть всегда там, наверху, звезды, звезда настоящего пастыря, звезда Че».

Я вернулся в свою берлогу, съел хлеб и заснул, чтобы мечтать. И, конечно, Че вернулся…

Несколько лет спустя в Гаване в сентябре 1981-го.

Я оставляю моих собратьев, европейских журналистов, послоняться по Валадеро, его пляжам, проливу Дюпон де Немур, где развлекаются космонавты, пока их спутники загорают под тропическим солнцем. Я предпочитаю остаться с Альберто Кордой. Фотограф вечного снимка Че и первый муж Норни, герильеры, грандиозной личности, которая была моей спутницей на празднике в Париже, когда была манекенщицей у Диора. Корда всегда устраивается, чтобы оставаться сам себе хозяином. Не прочь выпить, как уважающий себя кубинец, он вовлекает меня, любителя выпить, в борьбу с самой страшной жаждой. Этот вид дрейфа служит лучшим рассказчикам. Я слушаю, как он рассказывает о своих терзаниях самоучки, когда был официальным фотографом Фиделя, которого сопровождал везде между 1959 и 1968 годами. И описывает в деталях рыбную ловлю в открытом море, которая соединила на время Фиделя и Че.