Чайный сервиз «Арлекин» - [2]

Механик оказался прав. Внутреннее убранство трактира совершенно не способствовало аппетиту. Пожалуй, там ещё можно было перекусить или выпить кофе — но не более того. Мистер Саттертуэйт хотел уже было развернуться и уйти, как что-то привлекло его внимание. Половина помещения была отдана под магазин керамики. Не унылый и серый антикварный магазин с никому не нужными вазочками, пылящимися на стеклянных прилавках, а вполне современный магазин с выходящей на улицу витриной, переливающейся всеми цветами радуги. Среди прочего там красовался чайный сервиз. Большие разноцветные чашки и блюдца: синие, красные, жёлтые, зелёные, розовые, фиолетовые.

— Настоящий парад красок, — подумал мистер Саттертуэйт.

Так вот что отпечаталось в его памяти, когда они проезжали по этой улице! На ценнике значилось: «Чайный сервиз «Арлекин».

Ну конечно же: «Арлекин»! Именно это слово он и пытался вспомнить. Весёлые цвета, цвета арлекина.

«Уж не знак ли это?» — подумалось вдруг ему.

Знак свыше. Глупо, конечно, но как увлекательно! А вдруг здесь и вправду окажется его старый друг, мистер Арле Кин? Сколько же воды утекло с тех пор, как они виделись в последний раз? Ох, много! Тогда мистер Кин исчез, растворился на неприметной сельской тропинке, которую все называли «Дорогой влюблённых». Мистер Саттертуэйт давно уже привык, что судьба дарит ему одну, иногда две встречи с мистером Кином в год. В этом году надеяться на встречу, похоже, уже не приходилось.

И тут, в убогом трактире, в глухой деревушке Кингсбурн им вдруг овладело предчувствие, что он может всё-таки встретить мистера Арле Кина.

«Глупость какая, — сказал он себе. — Даже странно. Вот уж действительно: с годами начинаешь потихоньку выживать из ума».

Он никогда не скрывал от себя, что ему мучительно недостаёт мистера Кина, олицетворявшего для него чуть не всё лучшее и значительное из прожитой жизни. Ему не хватало этого человека, который мог появиться где угодно, когда угодно, и чьё появление всегда означало, что с мистером Саттертуэйтом вот-вот произойдёт нечто захватывающее. В общем-то не совсем даже с ним, но что без него никогда бы и не случилось. Это-то и было самое интересное.

Рядом с этим человеком мистер Саттертуэйт чувствовал себя... совсем другим. Благодаря одному только слову, оброненному мистером Кином, ему в голову приходили великолепные идеи. Он начинал замечать, сопоставлять, думать. И, в результате, делать именно то, что единственно и следовало предпринять.

Мистеру Кину стоило только усесться напротив, ласково улыбнуться, и в голове мистера Саттертуэйта начинали роиться мысли и образы, в которых он сам, Саттертуэйт, представал уже совершенно иным. Это был Саттертуэйт, обладающий множеством друзей, среди которых попадались и герцогини, и епископы — и прочие люди с немалым весом в обществе. Саттертуэйт всегда был немножко снобом, и ему льстило общение со знатными семьями, многие века неофициально властвовавшими в Англии. Впрочем, молодые люди, не обладающие весом в обществе, тоже могли рассчитывать на его участие, но для этого они должны были предварительно попасть в беду или влюбиться — в общем, тем или иным образом нуждаться в его помощи. И он, Саттертуэйт, действительно мог им помочь. Благодаря мистеру Кину.

Сейчас же, когда того не было рядом, мистер Саттертуэйт был вынужден, как последний обыватель, разглядывать витрину сельского магазинчика, продающего современный фарфор, чайные сервизы и, разумеется, керамические кастрюльки.

— Ладно, — сказал себе мистер Саттертуэйт, — зайду. Не зря же я тащился в такую даль. Всё равно машину будут чинить ещё бог знает сколько. Уж наверное, здесь интереснее, чем в мастерской.

Ещё раз взглянув на витрину, он неожиданно для себя решил, что это очень хороший фарфор. Качественный и добротный. Как в старину.

Его мысли тут же устремились в прошлое. Герцогиня Лейтская. Старая добрая герцогиня! Как добра она была тогда к своей служанке: они плыли на Корсику, и у несчастной разыгралась морская болезнь. Никогда до этого он не представлял, что эта женщина может быть кротка как ангел. Уже на следующий день к ней вернулся её буйный нрав, который, кстати сказать, её домочадцы переносили без единого звука протеста. Мария, Мария. Старая добрая Мария Лейтская... Умерла несколько лет тому назад. Ах, вот оно что! У неё тоже был сервиз «Арлекин». Такие же большие разноцветные чашки. Чёрные, жёлтые, красные и мрачноватого, на его взгляд, красновато-коричневого оттенка — её любимого. У неё даже был рокингемский чайный сервиз с золотой росписью по красновато-коричневому фону.

— Да, — вздохнул мистер Саттертуэйт, — вот это было время! Выпить, что ли, здесь кофе? Разумеется, он на три четверти будет состоять из молока, а остальным окажется сахар, но всё лучше, чем ничего.

Он вошёл внутрь. Трактир был почти пустым.

— Видимо, — решил мистер Саттертуэйт, — для любителей чая ещё не пришло время. Впрочем, оно, похоже, и вовсе уже прошло. Кто теперь пьёт чай? Разве что старики, да и те у себя дома.

В углу шепталась какая-то парочка, за столиком у стены лениво сплетничали две женщины.