Чайная - [13]
Сяо Тан. Великолепно! Великолепно! Во-первых, это предусматривает единый контроль, во вторых – обеспечивает нужды американских солдат, что, несомненно, пойдет на пользу государству.
Сяо Лю. Ладно, ты только придумай для «треста» название получше да поизысканнее, что-нибудь вроде «брови – листочек ивы, глаза – косточки абрикоса, губы – вишни». Что-нибудь эдакое, поэтичное.
Сяо Тан. Хм… «Трест», «трест»… Нет, нет! Само слово «трест» исключает изысканность. Ты посмотри, какими оно иероглифами пишется: «похищать людей с целью выкупа» или «убивать заложника» [10]. Не годится! Не изысканно!
Сяо Лю. Да! Не очень изысканно! Но слово-то американское и пользуется популярностью!
Сяо Тан. И все же «Объединенная фирма» куда красивее!
Сяо Лю. Допустим. И как бы ты назвал эту «Объединенную фирму»?
Динбао. Самое подходящее название – «Грязная фирма»!
Сяо Лю. Не болтай. Крошка. Разговор серьезный! Будешь стараться, сделаем тебя над всеми девочками начальницей!
Сяо Тан. Может быть, «Хуа хуа» – «Не скупись на цветы». Красивая девочка все равно что цветок! Нравится цветочек – не скупись, выкладывай денежки, вот тебе и название. Как поется в пекинской опере: «Горы синие, вода зеленая, прекрасен и порочен этот мир!» Что скажешь?
Сяо Лю. Спасибо тебе, Сяо Тан. Спасибо! (Жмет руку.) Пойду к Шэню, провентилирую этот вопрос. Если он одобрит, считай себя советником. (Убирает бумаги в портфель, хочет уйти.)
Ван. Как мне быть с Динбао?
Сяо Лю. Я же сказал, не твоя забота. Это забота «треста». Просто я хочу провести эксперимент в твоей чайной.
Динбао. Ты обещал напоить меня кофе.
Сяо Лю. Сяо Тан, пойдешь с нами?
Сяо Тан. Идите! А я должен подождать здесь одного человека.
Сяо Лю. Пошли, Крошка!
Динбао. До завтра, хозяин! До встречи, наставник! (Уходит вместе с Сяо Лю.)
Сяо Тан. Хозяин, дай почитать газету!
Ван. Сейчас поищу. Где-то здесь валялось несколько штук двухлетней давности!
Сяо Тан. Да ты что!
Входят Мин Шифу, Цзоу Фуюань и Вэй Фуси.
Мин Шифу садится отдельно, Цзоу Фуюань и Вэй Фуси – вместе. Ван Лифа раскланивается с ним.
Ван. Прошу простить, уважаемые, деньги вперед.
Мин. Все в порядке, брат!
Ван. Ох! Жгут губы слова эти проклятые: «Деньги вперед!» (Быстро заваривает чай.)
Цзоу. Ну как, хозяин, будем вечером давать представление?
Ван. Уже пробовали, никакого толку! Только попусту жечь электричество. Этим посетителей не заманишь!
Цзоу. И то верно. Третьего дня я выступал в Хойсянь-гуане, читал отрывки из разных пьес. Рассказывал о странствующих рыцарях и борцах за справедливость, о злодеях и о героях, о почтенных старцах и о молодых… И сколько, вы думаете, пришло народу?
Ван. Сколько же? Ведь вы мастер рассказывать эти пьесы! Как вы, никто не умеет.
Цзоу. Если я мастер, как вы говорите, тогда почему пришло всего пять человек, да еще два безбилетника?
Вэй. И все же, брат, у тебя дела идут лучше, чем у меня. Я уже больше месяца совсем без дела.
Цзоу. А кто велел тебе идти в певцы?
Вэй. Так ведь голос у меня есть и гримироваться я умею.
Цзоу. Но на сцене ты не очень-то стараешься.
Вэй. Пою-пою, черт возьми, и хоть бы на лепешку с лапшой заработал! Что же я рехнулся, чтобы еще стат раться?
Цзоу. Да, Сифу, задушили нас модные песни. Но я так думаю: искусство наше нам дороже жизни. О нем болит душа. Еще несколько лет, и все его забудут. Мы виноваты перед нашими учителями. Пословица гласит: «Злу никогда не одолеть добра». Но сейчас зло восторжествовало. Все хорошее, все справедливое гибнет на корню.
Ван (к Мин Шифу.) Давненько я вас не видел.
Мин. Никак не мог выбраться. Я ведь теперь кормлю заключенных.
Ван. Шеф-повар банкетов, который обслуживал сто, а то и двести человек, теперь печет кукурузные лепешки?
Мин. Что поделаешь? В наши дни больше всего людей именно в тюрьмах. Какие там банкеты? Я даже утварь всю продал.
Входит Фан Лю со свитками картин.
Мин. Уважаемый Лю! Как там моя кухонная утварь? Мне деньги нужны.
Фан. Мин Шифу, купи лучше картину!
Мин. Зачем она мне?
Фан. Да ты посмотри, что за картина! «Шесть великих отшельников». Дун Жомэй рисовал.
Мин. Небо хорошо нарисовано, только голод им не утолишь!
Фан. Он плакал, когда отдавал мне картину!
Mин. Я тоже плакал, когда отдавал тебе свою кухонную утварь. х
Фан. Кто плачет, тот ест тушеное мясо! Иначе зачем бы мне хлопотать? Поставь себя на мое место. Думаешь, можно прокормиться игрой на барабане?
Мин. Уважаемый Лю, должна же быть совесть у человека, как можно так со старым приятелем?
Фан. Стоит ли говорить о паре каких-то побрякушек! Не вспоминай больше об этом. Иначе подумаю, что ты ничего не смыслишь в дружбе.
Входит Чэ Дандан, позвякивая двумя серебряными юанями.
Дандан. Кто купит два юаня? Наставник, не желаете ли?
Сяо Тан молчит. Входят Пансы и Чуньмэй. Пансы богато одета, вся в драгоценностях. Следом за ней идет Лао Ян, торговец всякой всячиной.
Сяо Тан. Государыня! Фан Лю. Государыня! Пансы. Наставник!
Сяо Тан. Як вашим услугам, государыня! (Усаживает Пансы, наливает ей чаю.)
Пансы (увидев, что Чэ Дандан направляется к двери). Дандан! Подожди минутку!
Дандан. Да, государыня.
Лао Ян (раскрывает короб с товарами). Государыня, взгляните!
«Развод» написан в традиционной манере социально-бытового повествования, в нем изображено пекинское чиновники средней руки с их заботами и страстишками. С немалой долей иронии обрисованы мелкие люди, разыгрывающие из себя важных персон, их скучная жизнь с нелюбимыми женами, робкие мечты об иной, «поэтической» действительности. Но события убыстряют свой ход: арестовывают сына одного из персонажей, старания вызволить его приводят к гибели другого. Ирония отступает на задний план, фигуры становятся многомерными, сквозь, казалось, прочно сросшиеся с лицами маски проступают человеческие черты.
Незамысловатая и печальная история жизни пекинского рикши Сянцзы по прозвищу Верблюд воспроизведена в романе с таким богатством жизненных обстоятельств и подробностей, с таким проникновением в психологию персонажей, на которые способен лишь по-настоящему большой писатель, помимо острого глаза и уверенного пера имеющий душу, готовую понимать и сострадать.В романе раскрылся специфический дар Лао Шэ как певца и портретиста своего родного города. Со страниц «Рикши» встает со всеми его красками, звуками и запахами древний, во многом уже исчезнувший и все-таки вечный Пекин, его переулки и дворы, его обитатели всех профессий и сословий с их неповторимым говором, с их укладом и вкусами.
В сборник «Дождь» включены наиболее известные произведения прогрессивных китайских писателей 20 – 30-х годов ХХ века, когда в стране происходил бурный процесс становления новой литературы.
…И опять я увидела серп луны – золотистый и холодный. Сколько раз я видела его таким, как сейчас, сколько раз… И всегда он вызывает во мне самые разные чувства, самые разные образы. Когда я смотрю на него, мне кажется, что он висит над лазоревыми облаками. И постоянно будит воспоминания – так от дуновения вечернего ветерка приоткрываются бутоны засыпающих цветов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лао Шэ — один из крупнейших китайских прозаиков XX века, автор многочисленных романов, рассказов и пьес, вошедших в золотой фонд современной китайской литературы.В сборник включен роман «Рикша», наполненный глубоким гуманистическим содержанием, сатирический роман «Записки о Кошачьем городе», фрагменты незаконченного романа «Под пурпурными стягами» — о Пекине времен маньчжурских богдыханов, избранные рассказы, отрывки из биографических записок «Старый вол, разбитая повозка».Сборник выходит к 15-летию со дня трагической гибели писателя от рук хунвэйбинов во время так называемой «культурной революции» в КНР.