Чайки с берегов Тихого океана - [2]

В одном я не сомневался: птицы мечтают. Об океанских ветрах, о полете они иногда поднимали крылья, встряхивали ими.

Рассуждая сейчас, после событий, перевернувших мою судьбу, я не могу понять, что общее было между птицами и мной, рисовым агрономом. Однако было. Тому свидетельство - ход событий, обстановка, в которой события начались.

Кровать стояла в углу веранды. Клетка с птицами напротив кровати - на столбе, держащем перила крыльца. Засыпал я и просыпался, птицы были перед глазами. Может, они следили, как я засыпаю и сплю?

По ночам они шевелились, сон их не был спокойным.

Стали неспокойными и мои сны.

Сначала я не заметил этого: кто в зрелые годы придает значение снам? Что-то проходило перед глазами, задевало сознание, а проснешься, тряхнешь головой исчезало. Впрочем, в поездках в часы, когда остаешься с самим собой, в душе поднималось что-то тревожное позовет кто-нибудь, что ли? Поднимешь голову - никого.

Потом пришел шум. Засыпая, я слышал его - ритмичный, тягучий. Что такое? Может быть, устаю? Уставал я и прежде, но такого шума не слышал: "У-ух-х! У-ух-х!" Даже днем задумаешься и слышишь: "У-ух-х!.."

Что-то знакомое, а не поймаешь. Начал прислушиваться. Среди поля встану и слушаю: вспомнится... вот сейчас... У-ух-х! Непонятно! И, как все непонятное, это пугает. Я стал зажимать уши ладонями, затыкать ватой. Шум только усиливался.

. Я уже ни о чем не мог думать. Не мог читать.

- Что с тобой? - спросила жена. - Ты болен?

Что я мог ей сказать?

И вдруг - да ведь это морской прибой! К ударам примешивался шорох, скрежет, как будто терся камень о камень!..

На какой-то миг это меня успокоило. Объяснение найдено. Но тут же пришли вопросы: откуда прибой?

От дома до моря сто километров!.. Между тем прибой бился у меня в ушах, как гигантское сердце.

И - наверно, одно к другому - перед глазами стало возникать море. Приляжешь даже не задремать какой сон при часовом перерыве? - прикроешь глаза появляется море. Как-то странно появляется, будто я смотрю на него сверху, плыву над берегом. Прибой набрасывается на скалы, камни блестят влажные, а я плыву - лечу, и навстречу мне ветер. Картина была до того реальной, что я впервые это привиделось днем - не раскрывал глаз: не упустить бы море, вскинул руку ощупать стену. Дома я, стена рядом. Значит, мне снилось. Сон, однако, двойной: я дома, и я над морем, ощупываю стену веранды и лечу над водой... Мыслил я очень отчетливо и раздвоение ощутил с испугом: сон наяву привлекал и тревожил одновременно.

Вечером пришло то же; волны, прибой. Бывал я на Черном море. На сочинских пляжах. Но море, которое видел теперь, было другим.

Так стало повторяться из ночи в ночь. Иногда картина менялась: уходил берег, внизу были волны, впереди линия горизонта. Гул прибоя стихал, слышался шелест пены на гребнях волн.

Опять менялось: горизонт валился наискосок, в глаза ударяло солнце. Я сжимал веки, а когда поднимал их, видел перед собой корабль...

Вставал с постели, этим, наверно, будил птиц, они шевелились в клетке. Иногда подавали голос, это толчком отдавалось у меня в сердце. В глаза наплывало море, хотелось к нему.

Утром шел на работу. И на следующий день на работу - все двигалось чередом. Однако тоска по морю оставалась в душе, зрела, становилась частью меня самого. Тоска и тревога. Отчего же тревога? Отчего мечта по несбыточному рвет меня на куски? С поля, с вечернего совещания при директоре меня гнало домой. Но и здесь спокойствия не было. Море хотелось видеть.

И от того, что хотелось, видел берег, волны. Корабль. Рыбу, мелькавшую перед глазами. Крик чайки близко над ухом. Проснувшись, я пытался понять: кричала чайка во сне или в клетке?

Подолгу разговаривал с птицами.

- Папа, что это ты? - заметил младший сын Борька.

Я поднимал его к птицам:

- Хотел бы такие крылья?

- Хотел бы. -Мальчик тянулся к клетке.

Я отстранял его. Никому не разрешал беспокоить птиц.

- Выпусти их, - просил Борька.

- Выпущу.

Борька спрашивал:

- Где их дом, далеко?

- Приходи перед сном, расскажу.

Вечером Борис забрался в кровать раньше меня.

- Набегался? - Я прилег рядом с ним.

- Вижу сон, - ответил мальчишка.

- Ты же не спишь, - засмеялся я.

- Все равно вижу.

- Что видишь?

- Море.

- Море?

- Синее бурное море.

В полусвете, падавшем из окна, я заметил, что мальчишка лежит, сомкнув веки, и на лице его такое выражение, будто он хочет что-то поймать.

- Почему у тебя такое лицо? - спросил я.

- Не мешай!.. - прошептал Борис.

- Чему? - так же шепотом спросил я.

- Ловить рыбу.

Я молча глядел на сына.

- Поймал! - заорал вдруг Борька, сцепив пальцы. Открыл глаза, поглядел на руки:

- Куда она делась?

- Кто?

- Рыба!

Я опять засмеялся, а Борька сказал:

- Море уходит из глаз. - И прибавил: - Хочу туда!

Что-то убедительное - не фантазия - было в словах мальчишки. Я попросил:

- Расскажи по порядку.

- Лежу, - заговорил Борька, - жду тебя. Ты долго не приходил, у меня начали закрываться глаза. Я сначала боролся, раскрывал их даже пальцами, а потом мне показалось, что я слышу шум. Прислушался и забыл, что надо раскрывать глаза. И тут я увидел море. Близко - летел над ним. Волны шумели. Было все как в кино. Белые гребешки, брызги. Да я... папа, я и сейчас вижу море. Подожди, - Борька закрыл глаза ладонями. - Так лучше, - сказал он. Море опять пришло. Такое же...