Чайка с острова Мираколо - [26]

Беседа не клеилась. Мы перебрасывались учтивыми фразами, словно игроки на поле, но чем беззаботнее старался держаться Энрике, тем хуже у него получалось. Какой-то синьор в пышных кружевах бестактно хлопнул его по плечу: «Ну, как самочувствие, синьор кавалер кривого весла?» Неподалеку кто-то расхохотался. Для Энрике это было уже слишком. Он мучительно покраснел и, прежде чем я успела его остановить, скрылся в толпе, отшвырнув с пути «кружевного» невежу. Инес проводила его долгим взглядом. Потом обернулась ко мне – и я даже попятилась от гнева, исказившего ее холодные черты:

– Слушай, я, конечно, с первого дня заметила, что ты не очень-то расположена к своему жениху! – выпалила она горячим шепотом. – Но хоть сегодня могла бы проявить к нему больше сочувствия! А не пялиться во все глаза на этого проходимца Манриоло, совсем как моя мать!

В голубых, похожих на раковины, глазах вспыхнули слезы. Спрятав лицо, Инес быстро отошла от меня к донне Сакетти, словно испугавшись, вдруг я начну ее расспрашивать или утешать. Я изумленно смотрела ей вслед. Сейчас она вовсе не походила на статую! Блистательный ледяной панцирь оказался только оболочкой, под которой скрывалась настоящая Инес: пламя и шелк, отчаянная нежность и горькое одиночество.

«Да она же влюблена в Энрике, глупышка, – сообразила я запоздало. – Вот это номер! Эх, если бы мы с ней могли откровенно поговорить!»

Ладно, сейчас не время было думать о влюбленных. Спрятав в карман обиду за незаслуженный упрек, я постаралась прислушаться к деловому разговору в той группе гостей, где царил дон Арсаго, и мелькала полосатая куртка Луиджи. У «лютниста» действительно было дело к графу, причем, судя по заинтересованным лицам, дело стоящее. На столе перед ними лежали какие-то списки, чертежи и карты. Насколько я поняла из обрывков разговора, ариминский синьор, у которого служил Луиджи Манриоло, был весьма ученым человеком. Он нашел способ вернуть Венетте главенствующую роль на Срединном море – или, по крайней мере, улучшить ее положение. Но поскольку сам он не располагал ни деньгами, ни влиянием, то хотел заручиться поддержкой наших патрициев.

Здесь необходимо кое-что пояснить. Венеттийские купцы до сих пор не могли простить шустрым лозитанцам открытый ими морской путь в Бхарат вокруг мыса Эсперанса. Это открытие нанесло сокрушительный удар нашей торговле. Торговый путь на Восток через Срединное море разом утратил свое значение, ведь новая дорога была гораздо удобнее. Теперь один корабль мог доставить товар от порта отправки до порта назначения. Больше не нужно было перегружать шелка и пряности в Сувайсе, чтобы перевезти их через перешеек до Эритрейского моря. Больше не приходилось доверять товары медленным и ненадежным караванам верблюдов, бредущим через Орталыкские пустыни в империю Син. Логично, что центр торговли сместился в Лозитанию, а мы остались куковать на задворках. Кроме того, новый путь оказался дешевле, так как больше не нужно было платить налоги многочисленным восточным князькам, через земли которых проходили караванные дороги. В общем, мы в одночасье оказались не у дел.

И вот теперь неведомый мессир из Аримина предлагал поправить дело, соединив Срединное и Эритрейское моря судоходным каналом. Наши синьоры оживились:

– Если сделать это, Лозитания снова станет захолустной деревней на краю континента, как и раньше!

– Только не при Соранцо, – с безжалостной откровенностью заявил дон Сакетти, отодвинув в сторону пачку карт. – Нынешний дож слишком стар для таких амбициозных дел. Единственное, что его еще заботит – как бы не иссяк поток золота, струящийся в его карманы!

Все переглянулись. «Но дон Соранцо все равно долго не протянет», – читалось на их лицах.

Я посмотрела на Алессандро. Он вместе со всеми погрузился в изучение карт, и на его лице был написан живейший интерес. Густые черные брови чуть сдвинулись:

– Это может сработать! – заметил он с воодушевлением. – Конечно, для таких работ нужно будет получить одобрение фирмана от эмира, а это весьма непросто… но сама идея хороша!

К его словам присоединились и другие голоса одобрения. Раскрасневшийся от похвал, Луиджи Манриоло вытащил из-за пазухи еще один сложенный лист:

– Эту карту я нарисовал для собственного удовольствия и хотел бы подарить ее вам, дон Арсаго, в знак признательности за радушие, с которым вы приветили бедного странника из Аримина. Это карта Венетты.

Толпа вокруг них сдвинулась плотнее, одобрительные возгласы переросли в восхищенные. Мне стало интересно. Покинув дамскую компанию и вооружившись парой улыбок, я смогла подобраться поближе, чтобы взглянуть на заветный листок. И онемела. Безусловно, это была Венетта. На расчерченном листе легко угадывались контуры города, очертаниями похожего на рыбу. Буквой «s» извивалась широкая лента Большого канала, четким прямоугольником в районе «хвоста» выделялся Арсенал… Сверху на листочке был мастерски изображен Герси, воздушный дух, усиленно надувающий щеки. Внизу Геликон усмирял бушующие волны своим трезубцем. Но главное, что меня поразило – насколько верно художник ухватил перспективу, и как точно запечатлел сложную сеть каналов, пересекавших город. Такую карту мог бы нарисовать Пульчино, если бы умел держать в лапках стилус…