Чайка - [9]
«Простите, не расслышал, вы сказали, Сталин что?»
«Да причем здесь Сталин?» — вскричал Колька, не замечая западни.
Довольная усмешка расплывалась по тщательно бритому лицу Чубака, гордо сиял хром отполированных до блеска сапог.
«Хорошо, вы считаете, что Сталин в авиации не при чем», — не уставал уполномоченный.
«Даже закалка и легирование не решает проблемы», — простодушно гнул свое Николай Хвостов, увлеченный устаревшими идеями буржуазного материаловедения, в то время как в стране давно одержал победу классовый подход к сопромату. При таком подходе у этой важнейшей отрасли знания появилась новая ветвь, вскоре обособившаяся в отдельную научную область — «компромат».
«А товарищ Сталин говорил, что закалка решает все», — привел одну из аксиом новой науки Чубак.
И тут Колька Страна, вспомнив высокоученый спор в кабинете отца, перенесенный в одну из шарашек ГУЛага, вовремя переключился в ритуальный регистр.
«А что, интересно, скажет товарищ Сталин, если узнает о том, что его основополагающие идеи, на которых, кстати, стоит здание советской науки, путем нетворческого, а порой и сознательно ложного употребления пытаются дискредитировать, чтобы тем самым сыграть на руку реакции и затормозить социальный прогресс».
«Металлургия, выплавка чугуна и стали, как указывает Сталин, — важнейшая отрасль оборонной промышленности!» — неуклюже парирует Чубак, но Страна уже заготовил решающий выпад:
«…Особое внимание обращая на развитие цветной металлургии, играющей первостепенную роль в производстве современных видов оружия», — наносит Николай удар, завершивший научную полемику.
А нужно было проиграть. Тогда бы может и не мелькнуло в отчете страшное слово «измена».
Чайка долго изучала копию материала по «выявлению и разоблачению».
И под торжественное сжигание «компромата» выдала она Чубаку свою искупительную жертву.
Напившись спирту, легко забыть свое тело, а глаза, эти ворота, через которые душа общается с миром, во время жертвоприношения можно просто закрыть.
А можно подкрасться к ним поближе, залечь, не касаясь содрогаемых стен обиталища и, поймав в перекрестья темные амбразуры неприятельской крепости, с двух стволов — «та-та-та!»
И можно на все время жертвоприношения врезать в лицо улыбку Моны Лизы, и тогда не всякий жрец будет способен воскурить жертву богам.
Чубак, несмотря на высокий жреческий сан в красном богослужении, на деле оказался «не всяким». Он долго готовился, с чем-то стыдливо возился в углу, ныл, поминутно оправдывался, говорил, что не время (зачем затевал?), и в присутствии негнущейся, точно Найденный по весне труп, оцепенело улыбавшейся Чайки, был скорее похож на жертву — двойник разрываемого на части Диониса, а попросту — козел, в отчаянной попытке плотью своей покрывающий необъятное тело плодоносящей земли.
Чубак едва справился с тяжелой ролью насильника, и вместо благодарности за тяжелый труд, выраженной прямо или в форме проклятий, услышал от своей жертвы лишь могильно-спокойное: «Все?»
Так долго желать, так порывисто ждать, а итог в одном крошечном вопросике «все?»: ни криков ненависти, смешанных со стонами сладострастия, ни удушья борьбы с всхлипами жалости, ни отвращения, ни вожделения. Иголка «все» в стогу «ничего».
А Колька с перегона не прилетел.
Прямо из молочных облаков свалилась на звено Хвостикова четверка «мессершмитов»: свеженьких, ни царапины, точно был у гитлеровских асов припрятанный в облаках аэродром. Повели себя дерзко, из-под одного Колька выскочил, а тот что в центре был, крестов на нем, мама! — все бока на брюхе покрещены, тот, значит, как? — ума не приложу, успел — на такую же гору лезет, только круче берет, я было к Кольке, немца зажать, куда-там! — гляжу вниз — и на мою тень стервятник полез, и пока юлил под ним — Кольки уж не видать, только дым за бугром, а фашист этот, ну ровно гопака пляшет, попляши, думаю, тетеря, пока я в хвост тебе красной веревочки не вплел… Своего пришлось бросить и вроде удачно на гузно ему сел, а нажал — он словно провалился — все в облако ушло, потом глядь — слева меня обходит, и молчит гад, не стреляет, хоть я перед ним, как в тире; смекаю, вышел у Ганса боезапас, и пока я смекал, он уж рядом идет, крыло в крыло, повернулся я в лицо посмотреть этому гаду, а, видать, нему интересно… тут чиркнул ись мы с ним взглядами, я чуть в штопор не свинтил от таких гляделок… чего в нем особенного, говорите? — да Колька это наш, вылитый! — он без маски был, этот фриц, безусый, светлобровый, и улыбается, гад, как Страна! Так он же и подставился мне, правда раз только, да мне б хватило, не видать бы хари его. А так попадешь разве, когда и голова и руки ходуном. А вот он чего не стрелял, не пойму. От растройству я ведь его еще раз пропустил под себя, так у меня аж застыло все, когда почуял я брюхом, что глядится в него черная фрау. А он проскочил, и гашетки не тронул, словно и не было меня… А запасец, клянусь был у него приличный — с какой-то тупой сосредоточенностью Ганс этот расстрелял вместо меня обычный стог…
Витька Хана внезапно замолчал. Он вспомнил, что в этом полете были не только загадки и приключения — погиб его звеньевой и приятель — Колька Страна, и после рассказа, где оживленность рассказчика была лишь инструментом повествования, но никак не состояния, Хана вновь погрузил лицо в тень печали и скорби.
История Третьего рейха — одна из самых страшных страниц в истории человечества.Всего двенадцать лет, с 1933-го по 1945-й, — и целые десятилетия ужаса, недоумения, искалеченных судеб, стремления постичь сущность «чумы XX века», именуемой германским нацизмом, и понять причины зарождения фашизма. Предлагаемая читателю «Энциклопедия Третьего рейха» — еще одна попытка собрать воедино тысячи имен, биографий, фактов и событий, создав таким образом достаточно полную и всеобъемлющую картину жизни немецкого народа в трагическую эпоху Третьего рейха.Новое издание Энциклопедии значительно отличается от многих предыдущих выверенностью исторических фактов и дат, основательностью информации и большим количеством материалов, публикуемых впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.