Чай с чабрецом - [10]

– Вот это и есть моя, так сказать, загородная вилла, – сказала Ксения, выгружая вещи из багажника. – Насмотрелась я на вашу дачу – даже завидно стало, самой захотелось такой уголок для отдыха иметь.

– Здесь приятно, – похвалила Александра, осматриваясь. – И лес близко.

Воздух здесь резко отличался от городского. Свежесть, спокойствие, тонкий аромат осени – весь этот коктейль запахов чаровал и умиротворял, наполнял грудь листопадным дыханием надвигавшейся ночи.

Мы вошли. Деревянный интерьер с имитацией бревенчатых стен мягко сиял насыщенно-янтарным уютом и дышал домашним теплом; бросив на пол охапку дров, Ксения ласково обратилась к своей девушке:

– Леночка, покажи Лёне и Саше их комнату, а я пока камин раздую.

Лена повела нас на второй этаж по деревянной лестнице с резными перилами, а я наконец-то при свете разглядела её, и у меня под ложечкой засосало от щекотного чувства дежавю. Я словно наткнулась на зеркало, но не простое, а поворачивающее время вспять. Сняв беретик, Лена освободила волосы, и они заструились русыми, местами чуть осветлёнными прядями до самого пояса.

– Вот здесь ваша спальня, – сказала она, открывая дверь.

Украдкой глянув на Александру, я не увидела на её замкнуто-сосредоточенном лице никакой реакции на увиденное, и меня одолела гипнотическая оторопь: может, мне одной это мерещилось? А комната наша между тем оказалась просто чудесной, выдержанной всё в том же стиле бревенчатого дома. Кровать с толстыми столбами из отёсанных брёвен была двухъярусной, но на каждой из постелей вполне могло поместиться двое человек. Александра пристроила у кровати рюкзак и пакет с принадлежностями для заготовки ягод:

– Ну, тогда мы тут вещи оставим.

– Да-да, конечно, – с улыбкой закивала Лена, блестя ровными зубками. – Располагайтесь, чувствуйте себя как дома… Угощение готово, сейчас стол организуем!..

Хоть нас и выдернули из дома без ужина, но взамен привезли к щедро накрытому столу: пирог с мясом и картошкой, открытый пирог с яблоками, рулетики из сёмги, салаты – одним словом, здесь имелось всё для полноценного праздника живота. Стол венчала пара бутылок вина, солидная коньячная бутылка и картонные пакеты с морсом.

– Ух ты, прямо целый банкет, – вырвалось у меня.

– Леночка всё сама готовила, – любовно притягивая девушку к себе, бархатно мурлыкнула Ксения. – Она у меня такая хозяйка, что просто диво!

За чугунной каминной решёткой жарко трещал огонь, зажигая янтарно-хрустальные узоры на пузатых коньячных бокалах Ксении и Александры. «За наших прекрасных половинок», – чокнулись они. Мы с Леной пили вино – настоящий жидкий рубин, в букете которого в единый узор сплелись ветки шиповника и розы, унизанные терпкими вишнёвыми яхонтами и окутанные уютным бархатом кофейного шлейфа. Мягкий хмелёк уже начал брать меня в свои ласковые объятия, впрыскивая в кровь тёплую истому благодушия. Ванильный вкус яблочного пирога ласкал нёбо: ела и ела бы эту прелесть бесконечно.

– Готовишь отлично, – шепнула я, склонившись к плечу Лены. – Мама научила?

Зарумянившись от похвалы, та кивнула. Мамины старания не прошли даром: способная дочка уже сейчас могла проторить дорожку к любому сердцу, очаровывая желудок. Вот только знала ли мама, что сердце для покорения девушка выбрала не мужское?

Вечер плавно катился в ночь. Ксения редко смотрела на меня, уделяя максимум внимания Лене, но, изредка встречаясь с её взглядом, я словно попадала в тот вечерний снегопад, в тесное кольцо из сонных парковых деревьев, когда вместе со снежными хлопьями на плечи мне задумчиво опускались слова: «Вы – Прекрасная Женщина, и я люблю вас». О, этот коварный враг-друг, хмель! Какие ещё заблуждения прошлого он был способен вытянуть на свет божий с тёмного дна памяти? А Ксения, перебирая частоты на радиоприёмнике, нашла старую-престарую советскую песню… Наверно, на «РетроFM» попала.

– О, старьё какое… Но душевно звучит, – сказала она, останавливаясь за стулом Лены и обольстительно кладя руки на плечи девушки. – Милая, как насчёт медленного танца?

С очаровательно опущенными ресницами Лена вложила свою ручку в галантно протянутую ладонь и очутилась в кольце чувственных, многообещающих объятий. А Ксения, вальяжно покачиваясь и переступая ногами, подпевала радиоприёмнику.

– «Представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь, другой бы улицей прошёл, тебя не встретил, не нашёл*», – на интимно близком расстоянии от Лениной щёчки пыталась она изображать лирический тенор, и ей с её довольно низким тембром это удавалось вполне похоже.

Допив, Александра поставила бокал и откинулась на спинку стула. Отблеск огня плясал в жемчужно-серых льдинках её глаз, не в силах их отогреть, и я решила взять это дело на себя: жара, разожжённого во мне вином, хватило бы на двоих. Накрыв разгорячённой ладонью руку моего Ангела, я улыбнулась:

– Потанцуем?

Пусть не с первого раза, но мне удалось прогнать осенний холод из этих глаз и вызвать в них тёплый отклик. Ледок дрогнул и сломался под напором моей улыбки, и мы слились воедино, покачиваясь на волнах далёких семидесятых.

– Хорошая всё-таки песня, – выдохнула я, танцуя с Александрой щекой к щеке.