Чаттертон - [29]

Она почувствовала, что это не главная причина его звонка.

– Вы договорились на сегодняшнее утро. Я тебе вчера вечером напоминала.

– Отлично! Я же чувствовал, что куда-то опаздываю. – Он помолчал, пытаясь угадать ее настроение. – Ах да, кстати. Ты не могла бы сама пройтись по магазинам после работы? Раз я теперь загружен. – Вивьен согласилась. – Хорошо. Тогда все в порядке. – Чарльз, явно обрадовавшись, что его освободили от хозяйственных дел, заговорил доверительнее. – Я позвонил Флинту, – сообщил он, – и знаешь, он меня пригласил сегодня вечером зайти к нему чего-нибудь выпить. Ты не возражаешь? – Он произнес эту новость так, словно не могло быть ничего естественнее, хотя Вивьен знала, что они с Эндрю Флинтом не встречались со времен университетской учебы. С тех пор Флинт сделал себе громкое имя как романист и как биограф, но Чарльз редко о нем упоминал, разве что в качестве привычного предмета шуток в разговорах с Филипом. – Ну совсем как в старые добрые времена, говорил он теперь Вивьен. В его голосе звучала победная нотка, и ей было совершенно ясно, что это открытие Чаттертоновых рукописей внезапно придало ему такую самоуверенность. Но знала она и то, что такой бодрый настрой в конце концов сойдет на нет.

– Почему бы тебе не показать ему свои стихи? – спросила она. – Может быть, он поможет их напечатать. – Наступило молчание, и Вивьен поняла (с опозданием), что как раз этого говорить не следовало. – Не забудь про Хэрриет, – поспешно добавила она. – Хочешь, я позвоню ей вместо тебя?

– Знаешь, кое-что я в состоянии сделать и сам, – ответил Чарльз и повесил трубку.

Ее застал врасплох голос Камберленда.

– Всякий раз, как звонит какой-нибудь мужчина, кое-кто становится несносен. Он издает странные громкие стенанья, так что его приходится выводить в парк. – Оба начальника бесшумно вошли в кабинет.

– Это был всего лишь мой муж. – Вивьен заставила себя улыбнуться.

– А, муж! Я знавал когда-то одного мужа.

Вивьен улыбнулась, на этот раз более естественно.

– Знаете ли, они до сих пор существуют.

– Должно быть, мы вращаемся в совершенно разных кругах, Вивьенна. Я последний раз видел живого мужа на Британском фестивале. И то дело происходило в темноте.

Мейтленд высунул язык, видимо, выражая отвращение, и тут в кабинет возвратилась Клэр, полухихикая и полушепча, сообщившая:

– На площадке новый игрок.

– О Боже. – Камберленд иногда уставал от ее намеков. – Кто-нибудь может для меня перевести?

Клэр, видимо, обиделась и добавила уже быстрее:

– Он сказал, что его зовут Берк. Или Джерк.

– А, мистер Мерк. – Камберленд выплыл в галерею, заранее вытянув руку: он всегда гордился своим умением верно произвести первое впечатление. – Мы как раз о вас говорили. – Камберленд явно ожидал этого посетителя.

– Вот как? – Стюарт Мерк вынул руки из карманов своих мешковатых льняных брюк и подался к Камберленду. – Клевые штучки, – сказал он, глядя на картины, уже развешанные по стенам галереи. Они входили в выставку произведений абстрактного искусства из Польши, организованную Мейтлендом. Наверно, пользуются всеобщим вниманием?

Камберленд не уловил в его голосе иронии, но не был полностью уверен в ее отсутствии.

– Ну, нам они нравятся. Да и Польша теперь весьма романтична, вы не находите? Со всеми этими католиками и их моржовыми усами?

– Вы это про Леха Валенсу?

– На самом деле, я больше думал про женщин. Вивьенна! Блокнот!

Когда из кабинета показалась Вивьен, Мерк даже не счел нужным скрыть живой интерес.

– Милая курочка, да? – пробормотал он Камберленду.

– Я никогда не справлялся о ее происхождении…

– Еще бы!

– …но о яйце и речи быть не может.

Когда же все уселись в кабинете Камберленда, тот представил Стюарта Мерка как последнего помощника Джозефа Сеймура, который работал с художником вплоть до его кончины три месяца тому назад. Мерк и выставил на аукцион те три картины, которые купил Камберленд, а теперь он хотел договориться о продаже нескольких других.

– А почему, – спросил его Камберленд, – вы избегали Сэдлера? Ведь он все-таки был дилером Сеймура.

– О' кей. Верное замечание. – Мерк открыто восхищался Вивьен, которая стенографировала их беседу. – Я не слишком быстро для вас говорю? – Он самодовольно улыбнулся ей, прежде чем вернуться к заданному вопросу. Сэдлер – прохвост.

Камберленд не совсем понял, что это значит.

– Вот это, наверно, и есть жестокая откровенность. Но вы позволите и мне надеть свою шляпу галерейщика? – Он воздел руки к голове, уже вообразив себе нечто черное и довольно суровое, быть может, с пришпиленной брошью. Позволите мне тоже небольшую жестокость?

– Пожалуйста. Может, мне даже понравится.

– Как к вам попали эти картины?

Мерк вытащил пачку «Собрание» и зажег сигарету. Когда он выпустил колечко дыма в пространство, разделявшее его и Камберленда, у того затрепетали ноздри.

– О'кей. Мне отдал их старик. Мы некоторое время работали вместе, но вам ведь об этом известно, да? – Камберленд попытался изобразить удивление, но в действительности он был хорошо осведомлен и о сеймуровской манере работать и о роли самого Мерка. – Когда старик умер, Сэдлер не мешкая заявился в мастерскую.