Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин - [202]

— А что я должен был услышать?

— Д-да… совершенно кошмарную новость. Он… он мертв. Его кто-то убил.

— Кто мертв, мадам?

— Значит, не слышали. А ведь он тоже совсем маленький, и я подумала… ох, какая же я была дура. Надо было сразу вам рассказать. Когда вы спрашивали. Теперь я чувствую себя ужасно, ужасно виноватой… Я ведь посчитала, будто мне лучше знать… но я хотела, как лучше, мосье Пуаро, поверьте мне.

— Сядьте, мадам, прошу вас. Успокойтесь и расскажите мне все по порядку. Погиб ребенок? Еще один?

— Ее брат, — ответила миссис Дрейк. — Леопольд.

— Леопольд Рейнольдс?

— Да. Его тело нашли на тропинке в поле. Он, должно быть, шел домой из школы и забрел поиграть у ручья — там неподалеку. И кто-то утопил его в ручье — сунул головой в воду и держал, пока тот не захлебнулся.

— То же самое, что с Джойс?

— Да, да. Конечно же это маньяк. И опять никаких следов, опять неизвестно кто — вот что ужасно… Ни малейших подозрений. А я… я-то думала, что знаю. Я действительно думала… какой же я была дурой…

— Рассказывайте, мадам.

— Да-да, непременно. Я затем сюда и пришла, чтобы все-все рассказать… без утайки… Помните недавний наш разговор? После того как вы поговорили с мисс Уиттакер? Она тогда сказала вам, будто меня что-то испугало. Будто я что-то видела — в передней, у меня дома. А я… я сказала вам, что ей показалось… и ничего такого я не видела… Понимаете, я думала… — она запнулась.

— Так, значит, вы что-то видели?

— Надо было сказать вам тогда. Я увидела, как открылась дверь библиотеки… очень медленно и он… он оттуда вышел. То есть, не то чтобы вышел. Просто постоял в дверях, а потом быстро прикрыл дверь и снова скрылся в библиотеке.

— Да кто же?

— Леопольд. Мальчик, которого убили. И понимаете, я подумала… ох, как я ошибалась, как я страшно ошибалась! Ведь расскажи я вам все тогда, может быть… может быть, вы бы уже нашли убийцу…

— Значит, вы думали, что Леопольд убил свою сестру? — изумился Пуаро.

— Да. Не в тот момент, конечно: я ведь еще не знала, что ее убили. Но у него было такое странное выражение… Он всегда был странноватым ребенком. Признаться, некоторые тут у нас его даже побаивались, потому что чувствовали, что он не… немного не в себе. Очень, конечно, смышленый, все схватывал на лету… но все равно… вроде как со сдвигом. Бедный мальчик…

Я спросила себя: «А почему это Леопольд забрел в библиотеку, когда ему положено играть в „цап-царап“ — вместе со всеми?» И тут же подумала: «Интересно, что же он там делал — у него такой странный вид?» А потом… ну, потом, естественно, забыла об этом, но его вид, видимо, так меня озадачил, что я выронила вазу… Элизабет помогла мне собрать осколки, я пошла в столовую и больше об этом не вспоминала… Пока не нашли Джойс. Вот тут я и подумала…

— …что это сделал Леопольд.

— Именно так. Я подумала: «теперь ясно, почему у него был такой странный вид». И у меня больше не было никаких сомнений. У меня вообще редко возникают сомнения… я всегда была уверена в том, что все знаю и всегда во всем права. Теперь я поняла, что могу ошибаться, и так страшно ошибаться. Ведь его гибель означает, что все было совсем не так. Он зашел в библиотеку и увидел там свою сестру… мертвую. Бедный мальчик испытал страшное потрясение; он, безусловно, был крайне напуган, и решил потихоньку сбежать. Стал выходить и, заметив меня, тут же юркнул назад и захлопнул дверь. А потом дождался, когда опустеет передняя, и только тогда вышел. Скорее всего, никого не хотел видеть. Но, как оказалось, не потому, что убил ее. Нет. Просто он был в шоке. Еще бы, увидеть такое! Ему хотелось спрятаться от всех и вся.

— И вы ничего мне не сказали? Даже после того, как было найдено тело?

— Нет. Я… ох, я не могла. Он… понимаете, ведь он был совсем ребенок. Всего десять… нет, одиннадцать лет. И я… я чувствовала, что он сам не ведал, что натворил, что это, в сущности, не его вина. Что он, видимо, не понимал что такое хорошо, а что плохо. Говорю же, он всегда был странным ребенком. И я… я подумала, что его надо лечить, а не привлекать к ответственности. Что ему необходима не исправительная колония, а опытный психиатр. Я… я хотела как лучше. Поверьте, я хотела как лучше.

Горькие слова, подумал Пуаро, пожалуй самые горькие, какие он мог услышать. Миссис Дрейк как будто прочла его мысли:

— Да, — сказала она. — «Я действовала из лучших побуждений». «Я хотела, как лучше». Говорить можно что угодно. Всегда почему-то кажется, что тебе известно, что для других лучше. А на самом-то деле — ничегошеньки тебе не известно. Ведь этот его ошеломленный вид мог означать и другое: что он либо видел убийцу, либо что-то, связанное с ним и дающее ключ к его поискам. Что-то, от чего убийца уже не мог чувствовать себя в безопасности. И… и… он выжидал удобного момента и… и выждал-таки — утопил мальчика в ручье. Ну почему, почему я не рассказала… вам… или полиции… никому… Но я была уверена, что поступаю правильно!

Пуаро пристально на нее посмотрел и заметил, что она едва сдерживает слезы. Чуть выждав, он мягко произнес:

— Не далее как сегодня мне сказали, что у Леопольда в последнее время водились деньги. Вероятно, кто-то платил ему за молчание.