Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин - [191]

— Если и сбежала, то недалеко. Помните присловье? «Колокол трезвонит — в колодце киска тонет». Я, во всяком случае, всегда думала, что все этим и кончится.

Глава 17

— Извините, мэм, не могли бы вы уделить мне пару минут?

Миссис Оливер, стоявшая на веранде дома своей подруги и ждавшая Эркюля Пуаро, уведомившего ее по телефону, что с минуты на минуту придет с ней повидаться, удивленно оглянулась.

Перед ней, нервно потирая руки в красивых новеньких перчатках, стояла опрятно одетая женщина средних лет.

— Да? — произнесла миссис Оливер тоном следователя.

— Мне не хотелось беспокоить вас, мадам, правда не хотелось, но я подумала… подумала…

Миссис Оливер даже и не пыталась ее ободрить.

— Вы ведь та дама, которая пишет книги? Книги про преступления и убийства?

— Да, — ответила миссис Оливер, — это я.

Ее любопытство росло. Неужели ее сейчас попросят дать автограф или подписать фотографию? Обычно такое происходило, когда она ожидала этого меньше всего.

— Вот я и подумала, что вы все мне и скажете, — выдохнула женщина.

— Вы лучше присядьте, — посоветовала ей миссис Оливер.

Она предвидела, что миссис (судя по обручальному кольцу) Имярек потребуется длительное время, чтобы добраться до сути. Женщина присела на стул, все так же нервно теребя перчатки.

— Вас что-то беспокоит? — спросила миссис Оливер, стараясь вызвать ее на разговор.

— Вообще-то мне нужен совет. Тут кое-что случилось — и давно уже, только тогда я как-то не беспокоилась. Ну, знаете, как это бывает… А потом подумаешь-подумаешь, и чувствуешь: что-то здесь не так. И, главное, никак не поймешь, что именно, и рада бы спросить, да не у кого…

— Понятно, — благожелательно сказала миссис Оливер.

— Такое ведь кругом творится, что голова кругом, верно?

— В смысле? — осторожно спросила миссис Оливер.

— Ну, что на детском празднике-те случилось, в День всех святых. То есть сразу понятно: кто-то из здешних совсем не такой, каким с виду кажется, правда? Вот и выходит, что та давняя история, может, тоже была совсем не такой, как мне тогда показалось. То есть могло ведь такое быть, да?

— Ну-ну? — произнесла миссис Оливер совсем уже как на допросе. — Кстати, я еще не знаю вашего имени.

— Лиман. Миссис Лиман. Я тут хожу по домам, убираюсь у местных дам. Уж лет пять как этим занимаюсь — с тех самых пор, как муж умер. Я и к миссис Ллуэллин-Смайд ходила, к той… в «Доме у карьера». Это еще до того, как туда въехали полковник и миссис Вестон. Не знаю, вы были с ней знакомы?

— Нет, — ответила миссис Оливер. — Не была. Я вообще здесь впервые.

— Понятно. Тогда вы, верно, и знать не знаете, что у нас тут творилось и какие ходили разговоры.

— Ну кое-что я, конечно, слышала, — сказала миссис Оливер.

— Понимаете, я во всех этих бумагах ничего не смыслю и всегда очень волнуюсь, когда сталкиваюсь с законом. С юристами то есть. Они так путано говорят, а в полицию мне уж совсем не хочется обращаться. И потом, при чем здесь полиция, если вопрос юридический?

— Наверное, — уклончиво ответила миссис Оливер, — на всякий случай.

— Вы, может, слыхали, что сразу после смерти старой барыни было много разговоров о заве… о завещательном этом…

— О дополнении к завещанию? — спросила миссис Оливер.

— Вот-вот. О нем и речь. Миссис Ллуэллин-Смайд, видите ли, написала одно такое заве… завещательное и оставила все свои деньги девушке, которая за ней ухаживала, она представляете… иностранка. Ну, и все тогда очень удивились, потому как у нее здесь живут родственники. Она и сама переехала сюда, чтобы быть к ним поближе. И очень была к ним привязана, особенно к миссис Дрейк. Вот я и говорю, что все удивились. А потом юристы из конторы стали говорить, что миссис Ллуэллин-Смайд вообще это завещательное не писала, а написала его та самая иностранка, чтобы заполучить все ее деньги. Так что собирались даже подавать на нее в суд и оспаривать — так, да? — завещание.

— Оспаривать. Да, я что-то такое слышала, — сказала миссис Оливер. — А вам, что, еще что-то известно?

— Я не хотела ничего плохого, — плаксиво сказала миссис Лиман, и в ее голосе появились фальшивые нотки, прекрасно миссис Оливер знакомые. Весь ее опыт говорил о том, что подобные интонации, как правило, употребляют люди не слишком щепетильные, которые обожают рыться в чужих вещах и подслушивать у дверей.

— Я тогда никому ничего не сказала, — печально продолжала миссис Лиман, — потому что откуда же мне было знать, кто прав, а кто виноват. Уж больно у них там все было запутано. А вы… вы в таких делах разбираетесь, так что наверняка поймете. Я ведь одно время работала у миссис Ллуэллин-Смайд, да. И мне страсть как охота понять, что к чему.

— Мне тоже, — заметила миссис Оливер.

— Если б я тогда знала, как оно обернется, я бы нипочем не смолчала. Но мне ведь и невдомек было, что я делаю что-то плохое, понимаете? Понимаете, да?

— О да, — ответила миссис Оливер, — почти. — Вы продолжайте. Кажется, вы говорили о дополнении к завещанию…

— Ага. Ну так вот, однажды миссис Ллуэллин-Смайд… она в тот день худо себя чувствовала… велела нам, значит, к ней зайти. Нам — это мне и Джиму. Он много чего у нее делал: помогал по саду, носил дрова, уголь, ну и вообще что прикажут. Заходим мы, значит, к хозяйке в комнату, а она сидит за письменным столом, вся в бумагах… Тут поворачивается она к своей иностранке, — мы ее все мисс Ольга звали, — и говорит: «А ты пока ступай, милочка, дальнейшее тебя уже не касается», так примерно. Ну, та, конечно, вышла, а миссис Ллуэллин-Смайд подзывает нас ближе и говорит: «Это вот мое новое завещание». А там и смотреть-то не на что. Начало листа промокашкой прикрыто, а низ весь чистый. «Я сейчас тут кое-что напишу, — говорит хозяйка, — а вы засвидетельствуете». И начинает там что-то писать этим своим пером. Она всегда пользовалась только старыми перьями — «Байро», что ли, — новинки там разные не особо жаловала… Написала строчки три, потом, значит, расписалась и говорит: «Ну-ка, миссис Лиман, поставьте здесь свою фамилию и адрес», а потом и Джиму: «Теперь ты. Фамилию и адрес. Вот так. Теперь смотрите. Вот моя подпись, а вот ваши фамилии. Это значит, что вы оба подтвердили ее подлинность. Теперь, — говорит, — все. Спасибо вам. Ступайте». Ну, мы и пошли. Вот тут-то меня и угораздило обернуться, уже на пороге. Дверь там неплотно затворяется, и ее надо тянуть на себя, пока не щелкнет. Вот я и тянула…. А смотреть-то я, ей-богу, не хотела.