Часы любви - [132]

Сквозь застывшие слезы она глядела на Ниалла. Сумятица в голове мешала Равенне понять его. Она стремилась прочь. Ей нужно было успеть домой, чтобы застать бабушку в живых.

– Итак, правосудие свершилось, – проговорила она и, подобрав юбки, бросилась бежать вверх по лестнице.

Глава 29

Равенна наблюдала, как врач собирает свой черный кожаный саквояж.

– Равенна, Гранья очень стара. Она даже не сумела сказать мне, когда родилась. Я дал ей немного опия, чтобы она успокоилась. Осталось недолго. Будь готова. Бабушке твоей пора переселяться в лучший мир.

Равенна кивнула, стирая со щек слезы. Ей казалось, что она плачет уже не первую неделю, а еще – что в ее маленьком мире горя много больше, чем хватит ей слез.

– Сколько… сколько я должна вам? – сказала она, провожая старого врача к двери.

– Тревельян мне заплатит.

– Черта с два я позволю ему платить! – воскликнула Равенна. И тут лишь с полной безнадежностью осознала, что деньги, которые у нее были, все равно получены от него.

– Значит, я пришлю счет, – доктор приподнял ее голову за подбородок и поглядел прямо в глаза. – Пора попрощаться с ней, Равенна. И постарайся уверить ее, что о тебе позаботятся. Она так волнуется за тебя.

– Со мной все будет в порядке.

– Если я потребуюсь, пришли за мной.

– Хорошо, – ответила она, едва сумев выдавить из себя короткое слово.

Равенна прикрыла дверь. Наверху слышны были последние вздохи Граньи. Равенне потребовались все силы, чтобы подняться в ее спальню.

– Вот и я, бабушка, – Равенна подошла к постели, покрытой свежим белым полотном. Чтобы позаботиться о последних часах Граньи, из замка пришла Фиона, и теперь, занятая вязанием, она сидела на кухне в ожидании неизбежного.

Равенна обеими руками обхватила старческую ладонь, лежавшую на простынях. Глаза Граньи были закрыты, но Равенна знала, что она бодрствует.

– И все это время ты провела в замке? – едва слышным голосом выдохнула Гранья.

– Да, бабушка, – шепнула Равенна сквозь слезы. Она прижалась щекой к дряхлой корявой руке.

– Тре… вельян? – Гранья попыталась вздохнуть.

– Он… – Глаза Равенны потемнели. – С ним все в порядке.

Гранье не сразу удалось собраться с силами. Дыхание ее смягчилось, речь сделалась странно отчетливой.

– Ты любишь его?

Равенна отвернулась, замешкавшись с ответом. Гранье хотелось бы знать, что о ней есть кому позаботиться, и она видела в Тревельяне человека, способного быть внучке опорой. Но Равенна не нуждалась ни в чьем попечении. У нее был написанный ею роман. Кроме того, теперь ее ждал Дублин. Безусловно, там она отыщет себе работу.

– Гранья, – девушка прикусила губу. Правда казалась теперь неуместной, даже жестокой… но солгать умирающей, сказать, что она любит ненавистного ей человека, было немыслимо.

Закрыв глаза, девушка ощутила, что сердце ее разрывается на части. Как она ни пыталась, правильный ответ так и не пришел ей в голову.

– Он был так жесток.

– А разве… ты… никогда… не была… жестокой?

– Да, – прошептала Равенна.

– А… он… любит… – Гранья говорила так, будто тиски сдавили ей горло. Равенна заметила судорогу боли, исказившую лицо ее бабушки.

Не имея более сил переносить эту муку, Равенна прикоснулась губами к руке Граньи.

– Он любит меня, Гранья, – всхлипнула она. – Я знаю, что он любит меня.

Сквозь слезы Равенна в последний раз поглядела на свою бабушку. Гранья на короткое мгновение открыла глаза, и вдруг на ее лицо призрачным покровом лег странный покой. Молчание сменило натруженные вздохи. Старуха обратила лицо к небу, и на нем сразу как бы разгладились все морщинки. Равенна вдруг увидела – скорее нет, угадала, – молодую женщину, чей дух, держа за руку давно почившего любовника, уносился в иной мир.

Равенна тихо всплакнула возле постели и уже не знала, сколько просидела так.

– Детка, детка, спускайся, посиди лучше на кухне. Мы пошлем кого-нибудь за гробовщиком.

Растерявшаяся от горя Равенна почувствовала на своей голове ласковую руку Фионы.

– Пойдем, детка. Она ушла. И доброго ей пути.

Равенна зарыдала, не выпуская руку Граньи.

– Кроме нее у меня никого не было. Никого и никогда.

– Не надо, детка, отпусти ее. Она не может сейчас утешать тебя.

Равенна погрузилась в горе. Густое и черное, словно дым. Лишь через несколько часов кто-то сумел увести ее от тела Граньи.

* * *

Гранью похоронили на общем кладбище – вместе с бедняками, попрошайками и людьми сомнительного вероисповедания. Шел дождь, порывы резкого ветра чередовались с затишьем, короткие ливни сменялись солнцем.

Проститься пришли несколько человек. Отец Нолан в последнем слове весьма мягко упомянул – избежать этого было нельзя, – что всю свою жизнь Гранья провела вне церкви. Со слезами, окаменевшими в самом сердце, Равенна смотрела, как четверо могильщиков опустили сосновый гроб в недра земли.

Потом все помолчали. Что можно сказать в таком случае вообще? И похлопав ее по руке или обняв на прощанье за плечи, начали расходиться, оставив Равенну в одиночестве возле могилы.

Выйдя на обочину дороги, Фиона сказала священнику:

– Бедняжка, сердце ее разбито. Она окружила себя каменной стеной. После кончины Граньи у нее никого не осталось.

Отец Нолан поглядел в сторону кладбища, хмуря и без того озабоченное лицо. Старая Гранья ушла, наступило время подумать о собственной, уже близкой смерти. Но он никак не мог отвлечь свои мысли от девушки, оторвать взгляд от тонкой фигурки Равенны. Ветер теребил ее платье – старое, синее, то самое, в котором она была на похоронах Питера Магайра. Одинокая, как никто на свете, и все же…