Часы, идущие назад - [26]

– Глафира Шубникова? – быстро спросила Анфиса. – Но она же…

– Нет, это картина шестидесятых годов девятнадцатого века. Мы полагаем, что это изображение умершей жены старого Шубникова, основателя рода. Это, возможно, мать Саввы и Мамонта. О ней не осталось никаких сведений, говорят лишь, что ее смерть была трагичной – якобы она скончалась от страха. Нервы… психика… В их роду это вообще имело место.

– В Доме у реки мы обнаружили деревянное кресло-каталку с ремнями, – сказал Первоцветов. – Шубников мог держать там свою жену взаперти?

– Нет. Там он жил лишь до рождения своих сыновей, пока строилась фабрика. Хотелось бы взглянуть на это кресло. Вы позволите нам, сотрудникам музея, осмотреть Дом у реки, когда вы закончите с расследованием убийства?

– Да, конечно. Только это позже. Сейчас это здание опечатано, – ответил Гущин.

– Как звали девочек? – спросила Анфиса.

– Прасковья старшая и Аглая младшая.

– Как они умерли?

Ее вопрос прозвучал излишне резко.

Хранительница музея поджала тонкие губы.

– Здесь, в городе, до сих пор ходит много историй. Что-то вроде городских легенд. Но все это вздор. Они умерли от болезни.

– Это их держали в том доме взаперти?

– Прасковья трагически умерла накануне свадьбы с Игорем Бахметьевым. Ей было семнадцать, ему сорок. Он хотел жениться на наследнице капитала и фабрики, объединить все, взять все в свои руки уже не в роли опекуна, а по закону. Прасковью не могли там держать. Она собиралась замуж за лучшего жениха Горьевска и всей тогда еще Рязанской губернии.

– А Аглая?

– Она была несовершеннолетняя.

– И что говорят городские легенды? – спросила Катя.

– Вы хотите, чтобы я пересказывала вам безумную чепуху? – хранительница почти обиделась. – Лучше я расскажу вам про экспозицию. Пройдемте в соседний зал. Вы можете увидеть там памятную фарфоровую рамку свадебного банкета. Это рамка для меню. А банкет – это парадный обед в честь свадьбы Прасковьи Шубниковой и Игоря Бахметьева, который так и не состоялся. Рамка уникальная, существует в единственном экземпляре. Ни на каком Арбате, ни в какой антикварной лавке нельзя купить вторую такую же! – она повысила голос, словно обращаясь к находящемуся в соседнем зале парню по имени Макар.

Катя только сейчас уразумела, что он слышал их беседу. Акустика в залах с высокими потолками была превосходная.

Но ей и в голову не приходило, что их разговор – дальнейшие вопросы, которые Гущин начал задавать хранительнице, – слушает и еще кое-кто помимо скучающего юнца.

– Ладно, бог с ними, с городскими байками. – Гущин как-то уж слишком быстро отступил. – У меня к вам есть еще несколько вопросов. Я знаю, здесь, при музее, существует какое-то историческое общество.

– Это наша гордость. Известные люди города поддерживают местную отечественную историю, активно интересуются. Мы проводим семинары. Поощряем научно-просветительские проекты, изыскания в области истории города, фабрики.

– А есть в собрании музея старые фотографии? – неожиданно спросила Анфиса. – Из архива Шубниковых или Бахметьевых?

– Есть лишь несколько фотографий их фабричного делового архива – снимки фабрики в разные годы. Шубниковы, начиная с основателя рода, имели склонность к некой персонализации визуального ряда. О чем, кстати, говорит этот поразительный портрет мертвой жены на смертном одре. Согласитесь, не каждый будет заказывать такую картину живописцу и вешать ее на стену. А Шубниковы это делали. Личный архив рода в музей не передавался. А во время революции вообще многое сгинуло. От фабрики остались лишь старые корпуса и башня с часами. Там несколько лет назад делали реставрацию, ремонт. Хотели приспособить здания под торгово-офисный центр. Но этот проект был остановлен. Энтузиасты городской истории предлагали заново запустить часы на башне. Но это невозможно, потому что механизм очень старый. А заменить его новым, новыми часами, нельзя, потому что это охраняемый законом памятник. Но башня и так внушительно смотрится, даже с остановившимися часами.

– И давно они встали? – спросила Катя.

– По официальной версии – после революции, во время национализации производства большевиками. Тогда все крушили, купцов расстреливали. Но есть основания полагать, что часы перестали показывать время задолго до семнадцатого года, за много лет до этого. Это еще одна городская легенда, связанная с вымершим родом.

– К вашему историческому обществу отцы города принадлежат? – спросил Гущин, возвращая беседу к интересующей его теме. – Бывший председатель суда Репликантов и Казанский из администрации?

– Да, они оба интересуются историей.

– А что за конфликт был между ними?

– Конфликт?

– Ссора. Я слышал, они из-за чего-то конфликтовали в вашем научном обществе, и было это публично, на каких-то музейных слушаниях.

– Это нельзя назвать конфликтом. – На лице хранительницы появилось замкнутое, настороженное выражение, которое появляется у провинциалов-бюджетников, когда речь заходит о местной власти, от которой они зависят. – И это было давно. Я не помню деталей.

– Припомните, пожалуйста. Что вызвало ссору? Я слышал, речь шла об искажении истории – это сейчас больная тема.