Часы Фишера - [6]
Возня, копошение, гениально открытые Ч.Чаплиным и как бы приписываемые маленькому, обыкновенному человеку, человеку обыденности, держат, не отпускают, заражают, приучают к себе. А возвыситься (вырваться), стать не маленьким, дано далеко не каждому заядлому спортсмену, даже и шахматисту. Не каждому дано хотя бы частично осознать опасность обычного, деромантизированного, существования. Опасности, своим острием обращенные против профессионализма (в любой области деятельности). "Если скрипач, певец, писатель - настоящие люди (читай, профессионалы - Л.Б.), то работа доставляет им удовольствие (в любых - в принципе? - количествах). Вот мы думаем, что это есть настоящее отношение к работе."
А тут - игра. И какая! За одно удовольствие подумать над позицией надо (бы) еще приплачивать. Вот только кому? Уж не тому ли, кто в наше время выдвинул идею безлимитных матчей.
Тем более, что одной из основных, ведущих идей Фишера является стирание граней между подготовкой и выступлением, между игровой и тренировочной обстановкой. Подготовительные же, тренировочно-игровые, действия - это то, что на сознательном или бессознательном уровне совершается профессионалом (не говоря уже о суперпрофессионале) ежечасно, ежеминутно, скажем так, и во сне, и наяву. От этого отдыха и "лекарства" не бывает; это нельзя считать трудом (от слова "трудно"), работой (от слова "раб"). Можно сказать, что люди, боящиеся слишком долгих матчей, занимаются шахматами между прочим, играют в шахматы всего лишь потому, что способны это делать неплохо и, может быть, все другое делают несколько хуже (если пробовали).
Говорят, очень длительный матч может, право же, превратиться в состязание на выносливость. Но ведь шахматы еще и спорт, к тому же и безлимитный матч ограничен. Выиграй 10 партий подряд и - гуляй, грубо говоря. Фишер вот сократил число своих свиданий (с М.Таймановым и Б.Ларсеном) до фантастического минимума... Не без помощи партнеров. Но это уже другой вопрос как и с чьей помощью.
Для профессионала выступление - лишь одна из форм применения шахмат (или другого вида искусства). Причем, как правило, - во второй половине жизни - не самая главная. Не преобладающая. Шахматы становятся все в большей мере посильным подспорьем в размышлениях. О жизни... самих же шахмат.
Но с кем - сесть, самостоятельно - и в то же время соавторски - поразмышлять?..
Сальери, который, конечно же, более чем неспособен... писать музыку вместе с Моцартом - об этом даже дико подумать, протестует у Пушкина не против "шалопайства" великого композитора, но против неподобающего, любому служителю искусства противопоказанного, образа жизни. Моцарт - в широко-философском смысле слова, а может и узко-бытовом, - для Инспектора-Инквизитора - пропитан, промаслен, проникнут (от слова "никнуть, поникнуть") запахами быта, самого благопристойного и необходимого человеку. "Художник?! воскликнул как-то Г.Флобер - так ведь это чудовище". Сальери блюститель истинно художественного поведения - выступает против непротивления быту со стороны Моцарта, против его попустительств обыденности - например, в виде слепого скрипача. Против его приятия обыденности (от слова "принятый", "приятный"?).
Моцарт не делает ничего безнравственного, плохого - в композиторском или, так скажем, в домашнем смысле; он предупредительный, внимательный, ценящий труд, кухонный в частности ("Пойду сказать жене, чтоб не ждала к обеду"), он играет с сыном, готов, как в таких случаях выражаются, оказать материальную помощь скрипачу. Он - более нормальный, чем Сальери, человек, а следовательно, по мнению суперпрофи, не может служить достойным примером ("Наследника нам не оставит он").
Можно предположить, что наследники Фишера уже подрастают: непонимание, да еще массовое, совершенно стопроцентное, не может быть сплошным и вечным. Лет через пятьдесят-шестьдесят наши потомки еще прочитают мемуары тех, кто в свое время мечтал сразиться с Фишером, получить... страшновато сказать - его вызов. Между тем, если очередные чемпионы (Карпов и Каспаров) предпочтут игнорировать инициативу Фишера - назревающую, на мой взгляд, - может быть, уклониться молча, может быть, слегка сыронизировав над "совсем стариком", Фишеру ничего другого не останется как попробовать "вырубить" вокруг них более молодую поросль. Но он не завидует такой, своей, участи. Он, быть может, наивно, надеется на появление еще кого-то, на последователей, приверженцев его, классического, направления, кому, в случае проигрыша матча, можно было бы, по-стейницевски, провозгласив троекратное "ура" в честь нового чемпиона, передать звание.
Сальери строже и бесчеловечнее Моцарта, он у Пушкина, в сущности, только критик, не сказавший ни единого критического слова (звука) в адрес, нет, не гения, а бога музыки. Но шахматы - сравнительное, жесточайше сравнивающее искусство, произведения здесь создаются на основе (и в результате) пристрастнейшей, усиленной, нелицеприятной, предельно скрупулезной чаще всего, критики. Взаимной, обоюдной, непрестанной. Это - соавторство воюющих, а потому как бы враждующих авторов. Лишь поднявшись на определенную шахматно-культурную высоту, некоторые гроссмейстеры начинают догадываться (мастера и кандидаты, понятно, тоже): чтобы иметь отношение к Большим шахматам, чтобы играть по-настоящему позиционно, "выдержанно", необходимо иное, не военно-схваточное, но дискуссионно-академическое отношение к партнеру, любому - на садовой скамейке или в турнирном зале, на сцене. Оба соавтора ходят, однако, при любых взаимоотношениях, по лезвию ножа (меча скорее). Каждая нота (неверная) совместно создаваемой, складываемой музыки (музыкальной партии) грозит неотвратимым прекращением творческого процесса, снятием с дистанции, поражением в данной встрече, нередко немедленным, всегда необратимым. По Фишеру (и не только по нему), большинство промахов - результат несвежести, изношенности, тряпичности, "ветошности" (тут слышится не одна "ветошь", но и "тошнота") нервной системы. Которую необходимо всемерно холить, беречь, сохранять, восстанавливать (по возможности), не давать в обиду и - еще раз - оберегать от травм, даже самых мелких. Вся жизнь профессионала - непрерывные, в идеале, маневры обходительности, осмелюсь так сформулировать эту сторону дела...
Большой Совет планеты Артума обсуждает вопрос об экспедиции на Землю. С одной стороны, на ней имеются явные признаки цивилизации, а с другой — по таким признакам нельзя судить о степени развития общества. Чтобы установить истину, на Землю решили послать двух разведчиков-детективов.
С батискафом случилась авария, и он упал на дно океана. Внутри аппарата находится один человек — Володя Уральцев. У него есть всё: электричество, пища, воздух — нет только связи. И в ожидании спасения он боится одного: что сойдет с ума раньше, чем его найдут спасатели.
На неисследованной планете происходит контакт разведчики с Земли с разумными обитателями планеты, чья концепция жизни является совершенно отличной от земной.
Биолог, медик, поэт из XIX столетия, предсказавший синтез клетки и восстановление личности, попал в XXI век. Его тело воссоздали по клеткам организма, а структуру мозга, т. е. основную специфику личности — по его делам, трудам, списку проведённых опытов и сделанным из них выводам.
Азами называют измерительные приборы, анализаторы запахов. Они довольно точны и применяются в запахолокации. Ученые решили усовершенствовать эти приборы, чтобы они регистрировали любые колебания молекул и различали ультразапахи. Как этого достичь? Ведь у любого прибора есть предел сложности, и азы подошли к нему вплотную.