Часы бьют двенадцать - [2]

Джеймс Парадайн подошел к двери и выключил два ярко горевших на потолке светильника, потом пересек темную комнату и прошел между тяжелыми портьерами, за которыми находилась глубокая ниша с двумя окнами справа и слева и стеклянной дверью посередине. Мистер Парадайн повернул ключ, открыл дверь и остановился на пороге, глядя наружу. Две узкие ступеньки спускались на широкую террасу, чей парапет темнел на фоне освещенного луной пейзажа спереди и внизу. Дом стоял на возвышенности над рекой, чему и был обязан своим названием[1]. Джеймс Парадайн смотрел на залитый серебристым светом ландшафт, тянущийся от низких, поросших лесом холмов справа через речную долину к темной массе Берлтона слева. Почти полная луна сияла на безоблачном небе. При таком освещении Рей должен добраться быстрее чем за двадцать минут. Из окна был четко виден выступающий вперед край террасы, и находящийся за ним крутой обрыв к берегу реки.

Зрелище радовало глаз, но Джеймс Парадайн думал совсем о других вещах, лелея полные злой иронии мысли. Вскоре он посмотрел на часы. Циферблат был хорошо виден — стрелки показывали четверть восьмого. Снова раздвинув портьеры. Джеймс Парадайн вернулся в комнату и включил свет.

Спустя три минуты в комнату вошел Эллиот Рей; его лицо было напряжено, волосы — взлохмачены, А глаза — холодны, как лед. Он приехал сюда, но твердо решил не задерживаться здесь ни на секунду. Рей не знал, насколько ему будет неприятно находиться в этом доме, пока не переступил его порог. Какая разница — Нью-Йорк или Лондон, Берлтон или Тимбукту, — раз Филлида для него мертва? Но оказавшись в Ривер-хаусе, он словно чувствовал, как ее призрак поднимается по лестнице следом за ним и что-то шепчет.

Закрыв за собой дверь, Рей подошел к письменному столу, всем своим видом выражая протест.

— В чем дело, сэр?

Джеймс Парадайн смотрел на него через стол, откинувшись на спинку вращающегося кресла и положив руки на подлокотники.

— Лучше сядьте, — отозвался он. — Чертежи исчезли.

Эллиот оперся обеими руками на стол.

— Что?!

— Исчезли, — повторил Джеймс Парадайн. — Так что вам в самом деле лучше сесть.

Эллиот не обратил на это внимания.

— Как они могли исчезнуть? — Он выпрямился и шагнул назад. — Я оставил их у вас во второй половине дня.

— Совершенно верно. Кадоган привез их вчера. Боб Моффат, Фрэнк и я дважды работали с ними. Сегодня вы оставили их у меня в три часа дня, А в шесть тридцать я обнаружил, что они исчезли.

— Но, сэр…

— Погодите минуту. Думаю, вы согласитесь, что вам нужно отказаться от обеда. Я уже сказал Бобу Моффату, что задержу вас по делу. Теперь слушайте меня. Нет оснований для излишнего беспокойства. Чертежи исчезли, но мы их вернем. Это семейное дело, и я намерен разобраться с ним по-своему. Для этого я прошу вас остаться здесь на ночь. Ваша старая комната уже приготовлена.

— Нет, сэр. Я не могу… — Лицо Эллиота вытянулось.

— Вы собираетесь отправиться к Кадогану и сообщить об исчезновении чертежей? Говорю вам, я разберусь с этим по-своему и гарантирую, что они вернутся к нам до утра.

Две пары блестящих глаз встретились друг с другом. Если это был поединок между двумя силами воли, ничто не показывало, какая из них одерживает верх. Первым заговорил Эллиот:

— Вы сказали, что это семейное дело. Что вы имели в виду?

— Я как раз собирался объяснить. Вы передали мне чертежи в половине четвертого в моем офисе на заводе. Я ушел оттуда в четверть пятого. В течение этих сорока пяти минут чертежи находились в портфеле на столе в моем кабинете, в котором постоянно кто-то был. Сам я покидал его трижды. В первый раз я вышел минут на пять. Как вы помните, я прошелся с вами по коридору, и мы встретили Брауна, управляющего заводом, который хотел со мной поговорить. Все это время мой секретарь Алберт Пирсон оставался в кабинете. Вернувшись, я послал его к Бобу Моффату с какими-то цифрами, о которых он спрашивал. Вскоре после этого пришел мой пасынок Фрэнк Эмброуз с моим племянником Марком Парадайном. Я выходил примерно на четверть часа, пока они там оставались. Когда я вернулся, Фрэнк уже ушел, А Марк собирался уходить. Позднее в кабинет заглянул мой другой племянник Ричард Парадайн, и я попросил его побыть там, пока сам схожу вымыть руки. Он так и сделал. Вернувшись, я взял портфель и поехал сюда. В половине седьмого я открыл портфель и увидел, что чертежи исчезли. Вы спросили, почему я назвал это семейным делом. Отвечаю: потому что никто, кроме членов семьи, не имел возможности взять эти чертежи.

— А ваш секретарь, Пирсон? — осведомился Эллиот.

Джеймс Парадайн приподнял красивые черные брови.

— Вы не знали, что он мой кузен? Правда, весьма отдаленный, но родственник есть родственник. Нет, история сугубо семейная, поэтому я намерен разобраться с ней в кругу семьи. Вот кочергу я включил и вас.

Эллиот заметно напрягся.

— Боюсь, что я не могу претендовать… — начал он.

— Довольно! — резко прервал Джеймс Парадайн. — Бросьте ваши увертки! Вы сделаете то, что я говорю, по той простой причине, что нам нужно вернуть чертежи, а вы, полагаю, хотите скандала не больше, чем я. Что до наказания, не тревожьтесь. Оно будет… адекватным.