Частная жизнь - [34]

-- Не спится, -- ответила Марина точно также, шепотом, и улыбнулась.

-- А ты закрой глаза и думай о чем-нибудь приятном, -- улыбнулась в ответ Марта, -- И тогда заснешь. А то завтра уставшая будешь…

И сама закрыла глаза, повернувшись на бок лицом к Марине и положив руку ей на талию, словно бы приобнимая.

Стюардесса подошла к соседу справа, наклонилась к нему. Марину всегда удивляла и восхищала эта бесшумная грация бортпроводниц первого класса, эта сдержанная предупредительность и безупречное чувство собственного достоинства. Валя отвернулась от соседа и посмотрела на Марину, только одними глазами спрашивая, не нужно ли чего.

«Водки бы», -- подумала Марина, но тогда пришлось бы садиться и беспокоить Марту. Марина неопределенно качнула головой, и стюардесса бесшумно скрылась за шторой.

Она закрыла глаза. Тело слегка ломило от усталости, но спать было жалко. Ей нравилось чувствовать приятную тяжесть руки Марты, слушать ее ровное дыхание, ощущать ее совсем рядом, близко-близко. Она уговаривала себя тем, что по возвращении в Москву Марта никуда не денется. Что все будет также, как прежде, – ведь ничего же не произошло. Было хорошо и непринужденно, и ничего не испортило поездки. И было это странное тягучее ощущение того, что вот отдыха, вот этого времени, проведенного вместе, было мало, и была какая-то стойкая внутренняя убежденность, что Марта чувствовала то же самое, что ей тоже было мало, а значит, когда-нибудь это можно будет повторить. Она говорила себе, что они также будут видеться почти ежедневно, почти все свободное время. Даже если чуть меньше, что в общем-то тоже может быть неизбежно, то все равно будут – почему нет? Но чувство сожаления росло в ней, не уменьшаясь и не стихая, а лишь нарастая, потому что такой вот близости, вот этого тихого дыхания сна, этого спокойного лица, этих закрытых глаз, этого тепла тела, смешанного с легким, еле-уловимым ароматом «Маже Нуар», – вот всего этого не будет. И потому ей было жалко тратить эти драгоценные часы, оставшиеся до прилета в Москву, на сон, на отдых, на себя. Она хотела впитать в себя весь этот воздух вокруг себя, всю эту ауру Марты – с запахами, звуками, малейшими шорохами, чтобы запомнить и сохранить в себе надолго, на потом, когда этого всего уже не будет.

Марина открыла глаза – перед ней стояла Валя. В одной руке у нее была пузатая рюмка с коньяком, в другой – смешной одноногий столик-подставка.

Марине ничего не оставалось, как приподняться в кресле. Она села, придерживая руку Марты, взяла коньяк у стюардессы. Марта во сне заворочалась, но не отвернулась и не убрала руку, а наоборот придвинулась ближе, уткнувшись лицом куда-то в бок Марине. Это было хорошо, это было добрым знаком.

Сосед справа выключил, наконец, компьютер, смотрел в экран телевизора перед собой, пил виски, подливая себе из бутылки. Он был ухожен, даже холен, гладко выбрит, аккуратно стрижен, с хорошим цветом лица, в белоснежной крахмальной рубашке. Валя поставила ему на столик вазочку с фруктами и тарелочку с сыром и печеньем, но он ничего не ел. Он вдруг повернулся, посмотрел на Марину и сказал:

-- Боюсь летать. Особенно посадку…

Марина кивнула. В общем-то, этого можно было и не говорить.

-- Быстрее бы уже все кончилось, -- сказал сосед.

«Нет, -- подумала она, -- Я не хочу быстрее… Совсем не хочу.»

Если бы можно было, если бы она могла, то она бы остановила время. Или хотя бы замедлила его. Это было банально, но это было так. И это было невозможно.

Секунды как-то уж совсем стремительно сливались в минуты, минуты – в часы. Зашевелились стюардессы – Катя и еще одна, имени которой она не запомнила. Суетились около туалета, что-то доставали, приводили себя в порядок, освежали макияж. Зашумел лифт. Сзади проснулись японцы – сначала оттуда послышались шорох и ворчание, а потом они что-то залопотали между собой.

Марине очень хотелось самой разбудить Марту. Если уж не поцеловать, то хотя бы дотронуться до щеки ладонью. Но она никак не могла решиться. И так позволила себе лишнее, а потому было страшновато. Испортить все на последних минутах совсем не хотелось.

Пока она медлила, Марта открыла глаза и улыбнулась ей чуть сонно и как-то виновато.

-- Совсем не спала?

-- Ну… так, -- улыбнулась Марина, но даже сама почувствовала, что улыбка получилась грустной.

Подошла Валя.

-- Повар прислал меню. Есть бекон, пармская ветчина, омлет…

«Какой к черту завтрак?..»

-- Сырное ассорти, ванильное суфле…

Марина почувствовала ком в горле.

«Ну не хватало тут еще истерику устроить. Вот будет кстати-то…»

Марта посмотрела на Марину, подождала несколько секунд, потом заказала завтрак. Затем легко так почти спрыгнула с кресла, достала из дорожной сумки футляр с умывальными принадлежностями, взяла полотенце и пошла умываться.

Картинки сменяли одна другую так быстро, все убыстряя и убыстряя темп, что Марине хотелось стонать от отчаяния. Она позвала стюардессу и велела принести еще коньяка.

Вернулась Марта, внимательно посмотрела на новую полную рюмку, спросила:

-- Не рано ли для коньяка, дорогая?

Марина промолчала.

-- Пойдешь умываться? Там свободно… а то японцы набегут… их вон сзади целых шесть штук…