Частная жизнь Пиппы Ли - [2]

— Фантастическая интуиция позволила Гербу разглядеть бриллиант еще в неограненном виде, — с улыбкой продолжал Шапиро. — Значит, не так уж он и плох. Я поднимаю бокал за человека, который даже на позднем этапе карьеры остается совершенно непредсказуемым. Герб, пока не могу определить, как я отношусь к твоему решению перебраться из Грамерси-парка в Мэриголд-виллидж… Будь оно продиктовано скромностью, практичностью или сдвигом по фазе, пока Пиппа готовит каре из ягненка с розмарином, я готов приезжать сюда и, если понадобится, подавать мячи на теннисном корте.

— Прости, Сэм, но боллбой из тебя никудышный! — объявил Герб, криво усмехаясь, как всякий раз, когда откалывал шутки.

— Ты не подозреваешь, на что способен голодный еврей! — парировал Сэм Шапиро.

— По-моему, это замечательно! — послышался гнусавый от воспаления аденоидов голос. Принадлежал он Мойре Даллес, поэтессе, которая последние несколько лет жила с Сэмом. Мойра сидела по-турецки на полу в ногах у Герба. — Вы ведь фактически решились покончить с прошлым. Пиппа, завидую твоей отваге! Сорвалась с насиженного места — и вперед, в будущее…

Пиппа с тревогой посмотрела на простуженную подругу. Хотелось надеяться, что Шапиро не расслышал слез, звучащих в ее голосе.

— Здесь намного свободнее, — сказала она. — Домашние хлопоты практически исчезли.

— Ну, не разрушай моих иллюзий! — взмолился Сэм. — Ты воплощение идеальной жены художника: красивая, умная спокойная, заботливая и готовишь изумительно! Второй такой не сыскать! — Шапиро проигнорировал гневный взгляд Мойры Даллес. — Герб не достоин подобного сокровища! Он даже не художник… Как я раньше об этом не подумал! В современном мире нашлась идеальная спутница художника, и ее заполучил издатель!

— До свадьбы она такой не была! — воскликнул Герб. — Я ее приручил.

— Ой, ладно тебе! — улыбнулась Пиппа и пошла на кухню, гадая, не слишком ли сильно Сэм дразнит Герба.

Бен, сын Герба и Пиппы, выскребал с противня поджарки и посматривал на собравшихся в гостиной через небольшой люк. Он учился на юриста, хотя плохой осанкой и добродушным пессимизмом напоминал не студента, а мужчину среднего возраста.

Молодой человек взглянул на мать сквозь круглые «профессорские» очки.

— Надеюсь, Герб в порядке, — проговорила Пиппа и, включив специальное приспособление, напоминающее паяльную лампу, по очереди поднесла ее к пятнадцати чашечкам с крем-брюле. Сахар на поверхности каждой порции тут же закипел и стал темно-коричневым.

— В полном. Ничто на свете не потревожит его раздутое самомнение.

— Это ты так думаешь.

— Я больше беспокоюсь о тебе.

— Не надо, милый, у меня все отлично.

— Боюсь, ты слишком гибкая и легко приспосабливаешься к обстоятельствам. Суперпластичная женщина-загадка…

Пиппа потрепала сына по плечу. Бен постоянно защищал ее от невзгод, не спрашивая, желает она этого или нет. Через люк было видно, как Герб, подавшись вперед, о чем-то беседует с Сэмом. «Муж по-прежнему красив, — отметила Пиппа. — Восемьдесят лет, а волосы и зубы на месте. Кто знает, когда он начнет рассыпаться…»

— Тебе тоже стоит так поступить, — поучал Сэма Герб. — Искренне рекомендую, если, конечно, доживешь до старости. Я обналичил всю свою жизнь и теперь плачу лишь подоходный налог. А то ведь в наследство вступают годами, да еще государство половину отнимает…

— Разве тебе не нравится платить налоги? — вмешался сценарист Дон Секстон, протяжная речь которого звучала почти как у героев «Филадельфийской истории».[1]

— Вот именно! — воскликнула его остроумная жена Филлис. — Ты же вечно твердишь, что правительству следует взимать больше налогов.

— Не желаю спонсировать гребаную войну! — огрызнулся Герб.

— Ага, значит, причина в этике! — не унимался Сэм. — А я так надеялся на сдвиг по фазе…

— Хватит стричь всех под одну гребенку! — прорычал Герб, хотя сам искренне наслаждался шпильками и подколками.

Пиппа внезапно прониклась благодарностью к Сэму Шапиро: для шутливых издевок он избрал идеальный тон и градус. Она очень боялась, что теперь, когда Герой Герб переселился в жилой комплекс для пенсионеров, люди станут относиться к нему иначе. Списать все на идиотскую шутку или внезапный приступ эксцентричности — блестящее решение. Великий Герб Ли, несгибаемый владелец одного из последних независимых издательств страны, ярый поборник концепции Великого американского романа, открыто признал, что стареет, — эта новость потрясла сидящих в гостиной. Его слабость и уязвимость лишний раз напомнили: средний возраст — очередная ступень, и каждому рано или поздно придется спуститься на последнюю.

Решение переселиться в жилой комплекс для пенсионеров застало Пиппу врасплох; впрочем, она давно научилась приспосабливаться к стремительным переменам в поведении мужа. За внешним спокойствием, невозмутимостью и хладнокровием Герба Ли скрывалась страшная импульсивность — всю жизнь он, повинуясь внезапным порывам, скупал рукописи, уходил от работодателей, а порой и от жен. Пиппа знала: собственной интуиции Герб доверяет бесконечно, порой жертвуя ради нее рациональностью; возможно, интуиция — единственное, чему он доверяет. Чуть шевельнется стрелка внутреннего компаса — все, перемен не избежать. Поэтому, когда он принес домой рекламный проспект комплекса Мэриголд-виллидж, заразительно смеясь, объяснил: «Район, где мы тогда потерялись, помнишь?», а потом целый вечер листал в кабинете глянцевые листочки, Пиппа почувствовала: супруг что-то замышляет. В конце концов Герб представил ей свой план, как торжество реализма и практичности.