Частная жизнь мертвых людей (сборник) - [3]

В лечебнице Аристарху Ферапонтовичу – Эдуард Альбертович начал привыкать к своему второму имени – понравилось. Там было много таких же, как он, – у которых удостоверение личности перестало совпадать с личностью. А их близкие и родные верили исключительно документам.

Даже главный врач, разоткровенничавшись, признался, что на самом деле он – не он, а один из пациентов, подрезавший докторский халат, когда настоящий главный врач переодевался. Настоящий же затерялся среди больных, потому что без халата его никто не опознает и не держит за здорового, а больным никто не верит.

И вообще, Аристарх Ферапонтович встретил тут много личностей, про которых слышал и раньше, но не подозревал, что даже столь значительные люди имеют проблемы с документами и поэтому вынуждены скрываться в лечебнице.

Уже через две недели Свинягин Аристарх Ферапонтович перестал отзываться на вызванное психическим недоразумением имя – Эдуард Альбертович Брунь – и, получив назад свою гражданскую одежду, паспорт и мусорное ведро, был выставлен за дверь заведения.

– И куда мне теперь? – спросил он.

– Домой, – ответил сторож, привязанный к сторожевой будке.

Свинягин загрустил.

– Кабы я знал, где это.

– Я смотрю, лечили тебя, да не долечили. У всякой человеческой животины в паспорте прописано, где ей жить положено. Есть у тебя документ?

Свинягин достал паспорт и изучил адрес прописки. Адрес был незнакомым и местность, в которую он привел, была Аристарху Ферапонтовичу неведома.

Он поднялся по лестнице и остановился перед дверью, номер на которой соответствовал документу. Аристарх Ферапонтович поднял руку, но долго не решался позвонить. Тут он руку опустил и достал из кармана дефективный ключ от своей прежней жизни. Осторожно вставил его и повернул. Ключ подошел.

Дверь отворилась. Свинягин вошел.

– Где тебя черти носили, иуда?

Незнакомая женщина неопрятной наружности встретила его первосортной бранью.

– Мусор выносил, – нашелся Аристарх Ферапонтович.

– Две недели?

– Да… Как-то затянулось…

Из комнаты выбежал неуклюжий мальчик и бросился на Свинягина.

– Папка, ты где был?

Глядя в детские глаза, Аристарх Ферапонтович признался:

– Сначала в милицию арестовали. За апартеид. Потом в дурдоме лечили.

– Ты мне что-нибудь привез?

Кроме пустого мусорного ведра у Свинягина ничего не оказалось, и мальчик исчерпал к нему сыновий интерес.

Аристарх Ферапонтович весь день присматривался к своей нашедшейся семье, которую не узнавал, поскольку видел впервые.

Имя нового отпрыска он выяснил быстро – Аристарх Аристархович. А вот с обращением к гражданке Свинягиной выходило затруднение, поэтому Свинягин вынужден был прибегнуть к абстрактным допущениям и называл супругу «счастье мое», что вызывало в ней волнение, и она даже накормила его борщом, сев напротив и с умилением разглядывая, как борщ исчезает в Аристархе Ферапонтовиче. Улучив момент, гражданка Свинягина пустила слезу и припала к родному плечу…

Зинаиду Яковлевну Брунь и Эдуарда Эдуардовича он помнил уже не вполне отчетливо и не понимал, как к ним относиться, если они перестали его признавать.

С каждым днем Генриетта Петровна – так звали нынешнюю супругу – и юный Аристарх Аристархович становились все привычнее и роднее, и вскоре фантомные воспоминания об иной жизни окончательно пожелтели и были засунуты под продавленный матрац памяти.

Новая жизнь потекла по старому руслу, Аристарх Ферапонтович окунулся в нее целиком и доверился течению.

И все же, доставая из кармана ключ, он каждый раз волновался и, прежде чем вставить его в скважину замка, внимательно осматривал дверь квартиры, а в редких случаях особенной тревожности сверялся с паспортом.

Он стал пренебрегать выносом мусора, переложив эту обязанность в руки подрастающего Аристарха Аристарховича.

Однажды в дверь позвонили. На пороге стоял незнакомец в банном халате с истрепанной газетой в руке.

– Из… вините, – пробормотал он.

Подчеркнутая неловкость делала его окончательно нелепым. Из кармана халата он достал паспорт и осторожно потянулся им к Свинягину.

– Мне, кажется, сюда. Адрес сов… падает.

Аристарх Ферапонтович Свинягин молча осмотрел человека, прикрыл дверь, прошел на кухню, где, стоя к нему спиной, что-то варила Генриетта Петровна, взял мусорное ведро и, не сказав ни слова, вышел.

Взросление

Девочка Маша нашла на улице палку, принесла домой и разрисовала. Налепила на нее обертки от конфет. Повязала бантик.

– Волшебная палочка, – говорит.

И пошла загадывать желания.

Папа девочки – Пал Палыч Кузиков – потоптался перед дверью детской, несмело сунулся:

– Дашь загадать?

– Говори, что хочешь, я тебе загадаю.

– Желание – штука личная. Говорить вслух нельзя. Просто скажи палочке: «Пусть папино желание исполнится».

– Нет. Так ничего не выйдет. Палочка должна знать, что ей колдовать.

Кузиков ушел. А когда девочка уснула, втихаря пробрался, взял палочку и загадал. Всего одно. Но заветное.

Утром девочка прибежала к отцу.

– Ты брал мою палочку?

Кузиков солгал.

– Тогда почему палочка перестала работать? Она не могла сломаться сама!

– А разве вчера она работала? – Кузиков сделал глуповатое лицо.

– Да, – глядя на отца сквозь слезы, прошептала девочка.