Частная жизнь мертвых людей (сборник) - [2]

– Шмуэль Шмуэлевич, откройте!

– Что вам нужно?

– Я сосед ваш – Брунь Эдуард Альбертович.

Глаз вернулся, долго вглядывался и опять исчез.

– Товарищ хулиган, уходите, пожалуйста. А не то мне придется звонить в милицию, а из этого ничего хорошего никому не выйдет.

Эдуард Альбертович стоял как ушибленный и не понимал, что происходит и как сделать так, чтобы это «что» происходить перестало. Запертые двери давили на него сразу с двух сторон. Он вышел во двор и сел на скамейку, надеясь, что свежий воздух выветрит из головы неожиданное и столь неприятное помутнение.

Приподъездные старушки нехорошо уставились на него и зашептались.

Вкусив свежего воздуха, Эдуард Альбертович действительно воспрянул увядшим духом и, взяв ведро в зубы, полез по стене домой, умело цепляясь за случайные выступы выхолощенной позднесоветской архитектуры.

По пути ему встретилась Анна Михайловна – соседка с седьмого этажа. Она безразлично оглядела его сквозь немытое окно и устало отвернулась, из чего Эдуард Альбертович заключил, что и она его не узнала – обычно Анну Михайловну охватывало бешенство при виде Эдуарда Альбертовича, часто переходившее в припадок. Сейчас же ее равнодушие безмерно огорчило ползущего по стене Эдуарда Альбертовича.

Добравшись до окон собственной квартиры, он дернул раму, но вспомнил, что она не открывается уже лет десять, и полез в форточку.

На шум прибежал Эдуард Эдуардович, жующий капустную кочерыжку, и заголосил.

– Эдик, это я, папа! – успокаивал его Эдуард Альбертович, силясь протиснуться в форточный проем и неуклюже размахивая ведром.

Но Эдик продолжал голосить, что фантастическим образом не мешало ему похрустывать витаминами.

Зинаида Яковлевна появилась неожиданно и, пропустив стадию переговоров, на которую очень рассчитывал Эдуард Альбертович, вытолкнула его табуреткой в лоб.

Эдуард Альбертович полетел, ускоренно и с высоты разглядывая неприкрытую жизнь соседей и подавая ведром знаки, не понятые ими.

Земная твердь приняла его радушно, отозвавшись глубокой вмятиной.

Приподъездные старушки еще более нехорошо уставились на ноги, торчавшие из вмятины и, не опознав их, зашептались с повышенным усердием.

Почувствовав податливость земли под собой, Эдуард Альбертович Брунь начал загребать ее ведром и рыть подкоп к своей квартире. Настырность его стремления попасть домой при ударе о почву не пострадала.

Однако подземный ход вышел боком – Эдуард Альбертович высунул голову и увидел над собой Анну Михайловну с седьмого этажа. Вокруг Анны Михайловны пахло жареной рыбой, она поставила перед ним тарелку и почесала за ухом. «Не узнает», – подумал Эдуард Альбертович. Здесь же оказался его сосед – Шмуэль Шмуэлевич. Он почесал Эдуарда Альбертовича за другим ухом и забрал у него рыбу, нисколько не смутившись своим присутствием на кухне замужней Анны Михайловны. «И этот не узнает». Эдуард Альбертович попрощался с бывшими соседями и пополз обратно.

На выходе его уже ждали приподъездные старушки и правоохранительные органы.

Старушки восторженно рассказывали правоохранительным органам, что Эдуард Альбертович, про которого они не знали, что он Эдуард Альбертович, – беглый бандит и все время по двору ходит с мусорным ведром, видно, убил кого-то и выносит по полкило, иначе зачем ему с мусорным ведром все время по двору ходить; и что Шмуэль Шмуэлевич плотоядно облизывается, когда видит детей, особенно крещеных; и что Анна Михайловна замышляет убить своего мужа и полы не моет, а муж ее – бесполезный, но сам выносит мусор, и поэтому она молиться на него должна, ведь в ней пользы того меньше, раз она полы не моет; и вообще – дом пропащий, а к Зинаиде Яковлевне Брунь…

Здесь Эдуард Альбертович напрягся, прислушиваясь, но правоохранительные органы утомились доносами и увели его.

– Документы.

Эдуард Альбертович достал паспорт – идя выносить мусор, он всегда брал паспорт с собой. Сержант изучил сертификат человеческой состоятельности и, посмотрев на Эдуарда Альбертовича тем взглядом, которым смотрит врач на смертельно больного, прикидывая на глазок, сколько тому жить осталось, придвинул лист бумаги.

– Излагайте, гражданин Свинягин.

– Жена узнавать перестала и домой не пускает. И остальные тоже. Только я не Свинягин. Брунь моя фамилия.

– На жену жалуемся, Аристарх Ферапонтович? Это хорошо. Это зачтется.

– Вы что-то путаете. Я – Брунь Эдуард Альбертович.

– У меня удостоверение есть, что я ничего никогда не путаю. А в вашем удостоверении личности написано, что вы Свинягин Аристарх Ферапонтович. Ваша это личность или не ваша?

Сержант раскрыл перед Эдуардом Альбертовичем паспорт, из которого на Эдуарда Альбертовича смотрел сам Эдуард Альбертович. Но надпись была посторонняя.

– Свинягин Аристарх Ферапонтович, – прочитал он в документе. – Что же это такое получается?

– Получается, что вы либо иностранный шпион, либо психический инвалид. Но вы не волнуйтесь, мы во всем разберемся. Мы тут для того и харчи проедаем не просто так, чтобы с такими, как вы, разбираться.

Паспорт проверили – он оказался настоящий, с печатью и правильный на просвет. Эксперт по шпионам сказал, что с такой никчемной мордой в шпионы давно уже не берут, разве что в каких-нибудь отсталых африканских империях, где еще скрываются разные недобитки апартеида, но для недобитка апартеида у Свинягина-Бруня несообразно бледный тон лица, без следов загара. Поэтому Эдуарда Альбертовича признали психическим инвалидом и отправили в лечебницу.